Это шли женщины — с большими темными глазами, бледные, с бесцветными волосами, характерными для улгов, одетые в простые рубашки до пят, шли поодиночке и группами по два-три человека. У мраморной дамбы они остановились и стали чего-то ждать. Гарион посмотрел на них некоторое время и решил подать голос:
— Вам что-нибудь нужно?
Женщины пошушукались между собой, потом одна из них вышла вперед.
— Мы… мы хотели бы увидеть принцессу Сенедру, — застенчиво произнесла она, и лицо ее порозовело. — Если, конечно, она не очень занята, вот.
Говорила женщина спотыкаясь, словно это был не родной ее язык.
— Пойду посмотрю, проснулась ли она, — ответил ей Гарион.
— Спасибо вам, господин, — робко произнесла женщина и спряталась в группе подруг.
Войдя в комнату, Гарион увидел, что Сенедра сидит на кровати. Лицо ее было уже не таким отрешенным, как в течение последних недель, в глазах — тревога.
— Ты, я смотрю, рано встал, — произнесла она.
— Мне плохо спалось. А ты себя нормально чувствуешь?
— Все хорошо, Гарион. А почему ты так спрашиваешь?
— Да я сейчас… — Он запнулся, разведя руками. — Там несколько молодых улгских женщин, они хотят видеть тебя.
Сенедра нахмурилась.
— А кто это может быть?
— Они, похоже, знают тебя. Сказали, что хотели бы увидеть принцессу Сенедру.
— Ой, конечно же! — воскликнула она и вскочила с кровати. — Как же я забыла?!
Сенедра быстро надела зеленоватое платье-рубашку и выбежала из комнаты.
Гарион с любопытством последовал за ней, но остановился, увидев в большой комнате сидящих за столом Полгару, Дарника и Горима.
— Что это с ней? — спросила его Полгара, глядя вслед проскочившей через комнату маленькой королеве.
— Там несколько местных женщин, — ответил Гарион. — Похоже, ее подруги.
— Она всем здесь понравилась, когда приезжала прошлый раз, — сказал Горим. — Наши девушки очень стеснительные, но Сенедра со всеми сдружилась. Они ее обожали.
— Извините меня, святейший, а где Релг? — спросил Дарник. — Я хотел бы встретиться с ним, раз уж мы здесь.
— Релг и Таиба взяли детей и переехали в Марагу, — ответил Горим.
— В Марагу? — удивился Гарион. — А тамошние духи?
— Там они под покровительством бога Мары, — ответил ему Горим. — Между Марой и Улом существует взаимопонимание, насколько я знаю. Мара утверждает, что дети Таибы — мараги, и поклялся охранять их в Мараге.
Гарион нахмурился.
— А их первенец разве не собирается когда-нибудь стать Горимом?
— Собирается, — кивнул старец. — И глаза у него по-прежнему такие же голубые, как сапфиры. Я вначале переживал, Белгарион, но уверен, что Ул вернет сына Релга в улгские пещеры, когда придет время.
— Как Сенедра держалась сегодня утром, Гарион? — с серьезным видом спросила Полгара.
— Вроде бы она почти вернулась к своему нормальному состоянию. Значит ли это, что теперь с ней все в порядке?
— Это хороший признак, мой дорогой, но пока трудно что-то сказать с определенностью. Ты бы пошел присмотрел за ней.
— Хорошо.
— Только приглядывай за ней ненавязчиво. Сейчас у нее критический период, надо, чтобы она не подумала, будто мы глаз с нее не спускаем.
— Я аккуратно, тетушка Пол.
Гарион вышел из дому и стал ходить по островку, словно желая поразмять ноги, а сам то и дело бросал взгляд на группу женщин на том берегу. Бесцветные улгские женщины в белых одеждах облепили Сенедру, которая контрастно выделялась среди них своей зеленой рубашкой и огненно-рыжими волосами. Гариону внезапно пришел в голову образ: единственная красная роза на клумбе белых лилий.
Через полчаса из дома вышла Полгара.
— Гарион, — спросила она, — ты сегодня еще не видел Эрранда?
— Нет, тетушка Пол.
— Его нет в комнате. — Она слегка нахмурилась. — О чем этот мальчишка только думает? Поищи его.
— Слушаюсь, — словно повинуясь команде, ответил Гарион.
Ступив на мраморную дамбу, он улыбнулся. Несмотря на все, что произошло в его жизни, их отношения с тетушкой Полгарой вернулись к тем, какими они были в его детские годы. Гарион был уверен, что она едва ли помнила, что он король, и часто давала ему мелкие поручения, даже не задумываясь, не умаляют ли они его королевского достоинства. Но, более того, он и сам не возражал против этого. Ее не терпящие возражений приказания освобождали его от необходимости принимать трудные решения и возвращали в те счастливые времена, когда он был простым сельским парнем, лишенным привилегий и обязанностей, пришедших к нему вместе с короной Ривы.
Сенедра и ее подруги расположились на камнях у берега и разговаривали вполголоса. Лицо Сенедры снова подернулось печалью.
— У тебя все хорошо? — спросил Гарион, подойдя к женщинам.
— Да, — ответила она. — Вот сидим, беседуем.
Гарион взглянул на нее и хотел было что-то сказать, но воздержался, а вместо этого спросил:
— Ты Эрранда не видела?
— Нет. А разве он не в доме?
Он покачал головой.
— Думаю, пошел посмотреть здешние места. Тетушка Пол попросила меня разыскать его.
Одна из женщин что-то прошептала на ухо Сенедре.
— Саба говорит, что встретила его, идя сюда, он шел по главной галерее. Это было с час назад, — сообщила ему Сенедра.
— А где это? — спросил он.
— Вон там. — Сенедра показала ему на проход в стене пещеры.
Он кивнул.
— Тебе не холодно?
— Все прекрасно, Гарион.
— Я скоро вернусь.
Он направился в проход, на который ему указала Сенедра. Ему не хотелось оставлять Сенедру, но он боялся сказать что-нибудь не то и вновь вернуть ее в состояние мрачной депрессии. Эта боязнь почти лишала его всякого желания говорить. Чисто физическое заболевание — одно дело, душевное же расстройство — это нечто совсем иное, пугающее.
Галерея, в которую он вошел, как и все пещеры и переходы между ними, где проводили свою жизнь улги, была освещена слабым фосфоресцирующим светом.
Каморки по обеим сторонам галереи отличались исключительной чистотой. Он видел целые семьи, завтракавшие за каменными столами, явно не обращая внимания на то, что они открыты любопытным взорам всякого прохожего.
Поскольку редкий из улгов говорил на языке Гариона, то нечего было и пытаться спрашивать их, не проходил ли Эрранд, и король вскоре понял, что слоняется почти бесцельно, лишь надеясь, что случай сведет его с другом. Дойдя до конца галереи, он очутился в огромной пещере, откуда вырубленная в скалах лестница уводила вниз, в сумрак.
Эрранд мог пойти обратным путем, чтобы взглянуть на свою лошадь, подумалось Гариону, но что-то подсказало ему, что не стоит двигаться по этому широкому уступу, спиралью опускающемуся по краю провала, а следует свернуть в сторону. Он прошел не более нескольких сотен ярдов, как услышал отдаленные голоса, доносившиеся из пасти темной галереи, зияющей между скалами.
Многократно отражающееся эхо мешало различить слова, но Гариону показалось, будто он слышит голос Эрранда. Он устремился в темную галерею, ориентируясь только на звук.
Поначалу в галерее было темно, поскольку ею не пользовались, и Гарион шел на ощупь, касаясь рукой грубой поверхности скальной стены, но, повернув за угол, он увидел идущий откуда-то спереди свет — странное немигающее белое излучение, не похожее на привычное зеленоватое фосфоресцирующее сияние пещер и переходов этого сумрачного мира. Коридор вдруг резко свернул влево, и Гарион увидел Эрранда, разговаривающего с высоким человеком в белой одежде. Глаза ривского короля расширились от неожиданности: свет исходил от этого человека.
Гарион почувствовал трепет от присутствия неземного существа.
Излучавший сияние, не оборачиваясь, пригласил спокойным, тихим голосом: