Когда Годрик и Джеймс легким шагом вошли в зал, смеясь, словно старые друзья, глаза Мейрионы расширились. Годрик потрогал «меченую» руку Джеймса.
– Неплохо, коротышка, особенно если учесть, что в течение нескольких лет ты ежедневно упивался в стельку.
Хмыкнув, Джеймс схватил кружку с водой.
– Еще три недели, и я смогу уложить тебя, братец!
Почувствовав на себе взгляд Годрика, Мейриона дотронулась до изумрудного гребня, потом разгладила на бедрах шелковое платье.
– Боже мой, женщина! Байрон сказал мне, что ты взялась помогать на кухне, но, похоже, у нас сегодня прием в честь короля!
Мейриона почувствовала, как улыбка сползает с ее лица.
– Хорошенькое приветствие…
Подойдя к ней, Годрик взял ее руку, наклонился и поцеловал.
– Простите, миледи, я так поражен, что даже забыл о манерах.
Когда он выпрямился, Мейриона увидела, что в его глазах светится благодарность и даже нечто большее – возможно, надежда.
Улыбнувшись, Годрик повел ее к столу, и тут в зал вошла леди Монтгомери, она молча взяла поднос с едой и вышла.
Мейриона увидела, что Джеймс замер в нерешительности, и незаметно толкнула Годрика, после чего он кивком указал на центральное кресло:
– Смелее, брат. Я никогда не стремился занять твое место, а лишь заботился о процветании замка.
Когда Джеймс сел, Мейриона могла бы поклясться, что его глаза увлажнились.
– Спасибо тебе, – прошептал он, дотронувшись до ее руки.
– Это твоя заслуга, не моя.
– Все равно спасибо.
Мейриона улыбнулась и села рядом с Годриком.
Жареная свинина, оленина и ягненок превзошли все ее ожидания. Время от времен и Годрик поглядывал на нее, словно хотел убедиться, что сидящая рядом с ним женщина не призрак, который может исчезнуть, как утренний туман. Музыканты и жонглеры развлекали их во время перемены блюд.
Словно ставя точку в великолепном застолье, Байрон громко рыгнул и довольно похлопал себя по животу.
– Лучшая еда с того времени, как мы уехали из Франции, – громко заявил он.
Мужчины один за другим стали подходить к их столу, чтобы поблагодарить за великолепное угощение, и Мейриона почувствовала, как к ее глазам подступают слезы радости.
Две недели спустя Годрик с гордостью смотрел, как Мейриона с развевающимися рыжими волосами скачет по двору верхом на Голубой Молнии. Он не ошибся, предположив, что стоит лишь мягко направить ее и проявить чуточку терпения и она вновь сможет сидеть в седле.
Эти последние недели стали для него подлинным блаженством. Мейриона полностью изменила атмосферу в замке. Большой зал являлся теперь местом праздничного отдыха. Еда значительно улучшилась, а обстановка стала похожа на домашнюю.
Джеймс теперь усиленно готовился к своему великому, хотя и сомнительному путешествию: он хотел встретиться со своим другом Кристофером и испытать его паруса, а поведение Амелины изменилось настолько, что она казалась совершенно другим ребенком.
По ночам Годрик вплетал пальцы в волосы Мейрионы и крепко прижимал ее к себе. Он целовал ее, дразнил, щекотал, он гладил ее кожу, пока страсть не охватывала их. Но до сих пор он так и не овладел ею.
Сегодня ночью он не остановится.
Натянув поводья и остановив лошадь, Мейриона спешилась.
– Милорд.
– Сегодня ваши успехи превзошли все, что выделали с тех пор, как мы начали наши ежедневные походы на конюшню.
Мейриона улыбнулась, глаза ее сияли.
– С трудом могу в это поверить! Я снова езжу верхом! – Встав на цыпочки, она поцеловала Годрика в щеку, и он почувствовал, как кровь прилила к его паху.
То, что Мейриона больше не скрывала своей любви, нравилось ему, но он боялся, что ее чувство может исчезнуть. Король требовал, чтобы он арестовал лорда Уайтстоуна, и времени для выполнения приказа оставалось все меньше, а он до сих пор ничего не предпринял. Его солдаты упорно тренировались, готовясь к предстоящей осаде, и Годрик решил, что выступит завтра. Но прежде чем отправиться на встречу с отцом Мейрионы, он должен вступить с ней в брачные отношения.
Он взял поводья, и они не спеша пошли по двору, давая лошади остыть.
– Я никогда не сомневался, что ты вновь сможешь ездить верхом.
– Да, но все благодаря тому, что тебе удалось заставить меня сесть на лошадь. – Мейриона взяла Годрика под руку.
Его охватило собственническое чувство. Мейриона принадлежит ему, и он никогда не отпустит ее.
– Среди знатных дам появилась новая мода ездить верхом, свесив ноги на одну сторону, но это глупо: таким образом очень трудно удержать равновесие.
Лицо Мейрионы светилось удовольствием. Притянув Годрика к себе, она поцеловала его, и он подумал, что, если его будут так приветствовать после каждого катания, он готов купить ей дюжину скаковых лошадей.
Похлопав Голубую Молнию по холке, Мейриона повернулась к Годрику:
– В детстве я любила ездить верхом. Из нас с Голубой Молнией получилась неплохая пара, не так ли?
Годрик кивнул и бросил поводья конюху.
– Выгуляй ее, потом хорошенько почисти. И передай Байрону, что мы с госпожой пошли прогуляться к крепостной стене.
Мейриона удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Молча, держась за руки, они пошли по направлению к центральной части замка. Утренний дождик прекратился, и выглянуло солнце, но день оставался прохладным – пахло надвигающейся зимой.
– Есть какие-нибудь известия от моего отца? – внезапно спросила Мейриона, когда они подошли к ступеням, ведущим на стену замка.
– Нет. – Годрик опустил голову. – Я четыре раза обращался к нему с предложением о встрече, но не получил ответа. – Он сделал глубокий вдох, готовясь сказать главное. – Я не могу больше игнорировать требование короля и должен выполнить его приказ – захватить Уайтстоун и предать его лорда королевскому суду.
Мейриона высвободила руку и быстро преодолела оставшиеся ступени.
– Мой отец никогда не отдаст Уайтстоун по собственной воле.
– У него нет выбора. Но вначале я еще раз попытаюсь поговорить с ним.
Годрику хотелось схватить Мейриону и вернуть то чувство, которое исчезло, но он знал, что достаточно скоро ему придется овладеть ею, пусть даже силой. Он действительно больше не мог ждать.
– Мейриона… – Он замолчал, не зная, как сказать ей. – Завтра я отправлюсь в Уайтстоун.
Она перевела взгляд во двор, где мужчины грузили на повозки оружие и многочисленные припасы.
– Ты собираешься вести переговоры с помощью орудий войны?
– Войны не будет, если твой отец проявит благоразумие.
Мейриона упала духом. Не имело никакого значения, что Годрик – человек чести: ее отец никогда добровольно не отдаст Уайтстоун йоркистскому бастарду.
– Это невозможно, милорд. Если вы не хотите позволить мне поговорить с отцом, давайте уедем куда-нибудь, где мы сможем начать новую жизнь.
Не отвечая, Годрик повел ее вперед. Вдоль стены солдаты укладывали вещи, готовясь к походу.
Они поднялись по короткой лесенке и оказавшись в небольшом углублении, где горбатая женщина подметала пол соломенной щеткой.
– Добрый день, господин, – приветливо поздоровалась она.
Проходя мимо, Годрик потрепал женщину по плечу, а когда они прошли еще одну площадку, вдруг схватил Мейриону за локоть и, повернув, плотно прижал к себе.
– Ты видела ее?
Мейриона удивленно взглянула на суровые каменные стены и мощенный плиткой пол.
– Ты говоришь о той старой женщине?
– Да. Ее муж умер, она почти ослепла, ее красота исчезла. Думаешь, нельзя было найти женщину помоложе и попроворнее, чтобы мести полы?
Мейриона кивнула, хотя вовсе не была уверена в том, что правильно понимает его.
– Она стара телом, но душа ее жаждет работы. Очень много подобных людей обитает здесь. Если бы я мог, я бы с радостью увез тебя во Францию, купил там небольшой замок и прожил бы всю жизнь тихо и спокойно. – Годрик нагнул голову, проходя через сводчатый проход. – Однако это невозможно, Мейриона, и ты, надеюсь, понимаешь почему.