– Ар-р-рх, ар-р-рх! – Фюрдрак приближался. Он почти поравнялся с очагами, перемещаясь медленно, словно человек, идущий по топкому броду. Вся входная часть зала уже пылала. – Ар-р-рх!
Король, шатаясь, поднялся на ноги. Радгар спрыгнул на пол и приставил к нему свой меч.
– Шевелись! Умри на этом клинке или шевелись!
Всхлипывая, упираясь – и истекая кровью, ибо Радгару некогда было церемониться, – Сюневульф пятился навстречу фюрдраку.
– Что ты делаешь? – взвизгнул он. Жар становился нестерпимым, но Радгару в эту минуту приходилось хуже, чем ему. Его меховой воротник и корона защищали шею и голову от жара, а остальная часть тела была защищена еще лучше.
– Я хочу правды! Чья это была идея – убить моего отца?
– Я ничего не знаю об… ар-р-рх! – Визг Сюневульфа напоминал рык фюрдрака, только на несколько октав выше. Одним ударом меч его деда рассек королевские одеяния Сюневульфа от шеи до талии, задев тело. Кровь оказалась даже ярче мантии. – Это все Амброз! Тот Клинок, которого он послал, обещал мне трон. Он приказал ему добиться мирного договора и убить Эйледа.
– Амброз приказал ему убить отца?
– Да! Да! Он так и не простил его за фейринг в Кэндльене.
– А королева? Говори! – Радгар гнал свою жертву вперед, все ближе и ближе к испепеляющему дракону. Сюневульф отшатнулся от меча. Одежда его дымилась, юсы и борода трещали от жара.
– Шарлотта была моей наградой, моей ценой! Я желал много лет. Пощады, пощады!
– Ты никого не щадил, нифинг! Признавайся в остальных своих преступлениях. Как ты ухитрился удерживаться троне? Говори! Я заставлю тебя говорить! – Король упал колени, корчась – жар пробирал его и через одежду.
– Я признаюсь! Во всем признаюсь! Я использовал колдовство, чтобы получить твою мать. Я принимал шивиальское золото – четыреста тысяч крон в год посылал мне Амброз, чтобы я не замечал нарушений договора и сохранял мир.
Фюрдрак продолжал приближаться, но медленнее; брызги лавы разлетались из трещин на его теле. Он ярко свелся в густом дыму, заполнявшем теперь зал, возвышаясь над двумя мужчинами, словно проглядывающее сквозь чу солнце. Радгар и сам едва мог вздохнуть, но все же выдавил из себя еще один вопрос:
– А Эйфельнот?
– Он замышлял измену! – взвизгнул Сюневульф. – когда Амброз прислал мне весть о том, что ты направлялся домой, я понял, что он сговорится с тобой против меня.
Этого было достаточно, более чем достаточно. Если после этого катаклизма останется в живых хоть один свидетель, Сюневульфа навеки проклянут по всей стране.
– Встать! – Радгар бросил меч и обеими руками поволок воющего монарха навстречу фюрдраку. Из пола били фонтаны лавы. Одежда на жирном мерзавце загорелась. Башмаки Радгара – тоже. Вскрикнув, он откатился в сторону, скорчившись от боли. Сюневульф исчез в потоке лавы, хотя сквозь дым казалось, будто дракон поднял его обеими руками и с любопытством наблюдал, как тот превращается в пепел.
7
Радгар снова взял себя в руки. Обмороками и истериками можно будет заняться и позже. Первым делом нужно было совладать с этой злобной тварью, прежде чем она не убила всех находившихся в зале. Он снова схватил меч, а также – повинуясь неясному инстинкту, говорившему, что это очень важно и что ее нельзя терять – золотую корону Бельмарка.
– Я дал ему заметить меня, – говорил когда-то отец, – а потом бросился как выдра к воде. – Впрочем, отец встречался со своим фюрдраком на открытом воздухе. Этот же закрывал ему единственный выход.
Каким-то образом ему нужно привлечь к себе внимание дракона и вывести его тем же путем, что он попал сюда. Если он просто разъярит его, тот может броситься прямо на фюрд. Если он не сделает что-нибудь, и быстро, все зажарятся или задохнутся. Он вздрогнул, но бросился на монстра.
Ударить, проскочить мимо и продолжать бег – задача простая, но почти наверняка невыполнимая. Чудовище снова обрушилось, превратившись в бесформенную кучу перед тем, как еще раз принять человеческое обличье. Почему оно предпочитает эту форму? Крича от ярости и боли сразу, он вскарабкался по склону. Нацелившись туда, где находилось бы сердце, будь дракон настоящим человеком, он вонзил меч в трещину, надеясь перебраться через некое подобие плеча, спуститься с той стороны и бежать к выходу. Этого ему не удалось. Он ожидал, что клинок встретит какое-то сопротивление, но расплавленные внутренности этой мерзости оказались жидкими как вода, так что меч ушел по самую рукоять. Здоровый кусок наружной коры отломился, отворив поток огня и лавы. Этот поток снес Радгара вниз и прокатил по полу до тех пор, пока тот не врезался в стену и не остался лежать там, беззащитный перед монстром.
Дракон не бросился на него, как он ожидал. Он взревел так, словно и ему было больно, и ринулся прямо на боковую стену, мгновенно рассыпавшуюся пеплом. Радгар был весь избит и исцарапан, но за стеной открылись дождь и сырая холодная земля, поэтому он выбрался из развалин и бросился туда. Дичь его убегала, и, подобно гончей, он должен был преследовать ее; его безумная ненависть горела жарче, чем сам дракон.
Среди горожан нашлись безумцы, сбежавшиеся смотреть, как горит Сюнехоф. Они бросились врассыпную, когда из дома на них вырвался дракон – он бежал почти так же быстро, как человек… ну, например, как серьезно раненный человек на сбитых ногах.
Подобно пыльному смерчу в поле, фюрдрак несся через Варофбург, словно пытаясь убежать от преследовавшей его маленькой фигурки. Что бы там ни рассказывал отец про преследовавшего его фюрдрака, здесь все происходило наоборот: этот дракон убегал. Окутавшись паром и огнем, он старался следовать по улицам, но время от времени срезал углы, и тогда дома сразу исчезали в языках огня, разбрасывая вокруг пылающие обломки. Только проливной дождь и широкие промежутки между домами спасли город от полного разрушения. Позже Радгар не мог вспомнить почти ничего об этой сумасшедшей погоне. Какой-то скрытый охотничий инстинкт продолжал гнать его вперед, и он бежал, забыв про боль и усталость, почти обезумев от ярости. Вот, оказывается, для чего людям злость! Раз или два его дичь сбавила ход, словно для того, чтобы повернуться и драться. Но оба раза продолжала бег при его приближении.
Оказавшись в порту, дракон, казалось, почуял свое проклятие, море, ибо свернул и продолжал свой путь вдоль берега, поджигая корабли и ладьи. Крича, Радгар попытался отрезать его от них. Он потерял слишком много крови, ему едва хватало сил держать то, что осталось от меча. Как раз когда он решил, что ему пора снова сблизиться с чудищем, оно свернуло и, перевалив через россыпь камней, выбежало к воде. Не колеблясь, оно бросилось в море. Послышался короткий оглушительный вопль, и дракон исчез, а у порта появился новый пирс. Радгара окутало облако кипящих брызг, что по сравнению с тем, что он пережил прежде, казалось блаженным облегчением.
Единственным выходом из этой пытки было потерять сознание, что он и сделал.
8
Он лежал на какой-то ужасно жесткой поверхности, завернутый в одеяло или плащ. Он догадался, что находится в святилище, ибо заклинатели продолжали петь, и на него волнами накатывали духи – исцеляющие, успокаивающие. Он ощущал себя так, будто его натерли как морковку и провеяли как зерно. Что ж, по всем правилам ему полагалось уже с дюжину раз превратиться в кучку золы, так что он не жаловался. Голоса казались далекими и как-то странно приглушенными, из чего он сделал вывод, что находится в Халигдоме.
Он лежал, не открывая глаз, ощущая, как творят с ним свои чудеса духи, и наслаждаясь этим, ибо то, с какой скоростью стихала боль, доставляло подлинное наслаждение. Даже когда целители закончили свое заклинание и замолчали, он не испытывал особого желания возвращаться в мир. Сюневульф умер и Вульфвер тоже, так что мир этот будет лучше. Умерла также Шарлотта Эйлдесвиф, несчастная душа, и Овод, если он и правда вернулся в Веаргахлейв. Ни та, ни другой не заслужили тех испытаний, что обрушила на них жизнь. Витенагемут, конечно, изберет нового короля, а занявший второе место сразу же бросит ему вызов.