Фордж вздрагивает, его зубы сжимаются ещё сильнее. Он достаточно хорошо справляется с тем, чтобы вести себя тихо, учитывая, что у него в животе нож. Лезвие наполовину проникло в него. Наполовину! Боже милостивый! Как он с этим мирится? У меня глаза вылезают из орбит. Я едва дышу, потому что боюсь, что они меня услышат. Если бы я не сдерживала дыхание, у меня бы началась гипервентиляция.
Затем Трайдент издаёт тихое торжествующее восклицание, заменяя лезвие пальцами и погружая их в живот Форджа. Он что-то держит в руках. Оно блестит.
— Я так и знала! — объявляю я, входя в гостиную. — Это пуля.
У Трайдента появляется меня-только-что-разоблачили выражение на лице. Он сжимает пулю в кулаке, который прячет за спину.
— Ты ходишь во сне, — пытается он. — Видишь всякое, — добавляет он.
Фордж издаёт наполовину стон, наполовину вздох. Он проводит рукой по лицу, которое даже при таком освещении выглядит бледным и потным. Неудивительно! Я смотрю на его измазанный кровью живот. В середине его пресса из шести кубиков большая дыра, которая не должна быть впечатляющей в этой ситуации, и всё же каким-то образом это так. Я задыхаюсь.
— Срань господня! Какого чёрта? Разве мы не должны вызвать скорую помощь? Этот нож стерилен? Ты врач? — спрашиваю я Трайдента. — Тебе лучше быть врачом. — Я указываю на него.
Они оба уставились на меня.
— Кто-нибудь объяснит мне, что, чёрт возьми, происходит? — кричу я.
— Ты отлично выглядишь в этой футболке. — Трайдент смотрит в область моей груди. Более того, на мои сиськи. На мне нет лифчика. Я в одной из футболок Форджа. Белая футболка с какой-то мощной машиной спереди. Она доходит мне до колен. Мои сиськи хорошо видно.
Я скрещиваю руки на груди и стараюсь скрыть как можно больше.
— Дай мне полотенце, — ворчит Фордж.
Трайдент делает, как он просит.
Фордж прижимает полотенце к животу и садится. Он морщится.
— Что теперь? — спрашивает Трайдент. — Нам нужно разрешение, чтобы рассказать что-нибудь. Людям не позволено знать.
— Почему ты всё время так обо мне говоришь? — я с трудом сглатываю, мне не нравится, к чему всё идёт. Как будто они не люди. Тогда кто? Они выглядят как люди. — Что происходит? Как тебе удалось так быстро исцелиться? Почему исчез Слай?
— Ты не сможешь рассказать ни о чем из того, что я собираюсь тебе сказать, — говорит Фордж.
— Нет! — Трайдент решительно произносит. Он качает головой. Его прозвище изменилось с Весельчака на Ворчуна. — Ты не можешь! У тебя будут проблемы.
Фордж сильнее прижимает полотенце к животу.
— Человечка знает достаточно, чтобы собрать некоторые части воедино. Она слишком много знает, Трай.
— О чём ты говоришь? — Трайдент проводит рукой по своим светло-русым волосам. — Она почти ничего не знает. Ты уверен, что можешь ей доверять?
Фордж поднимает голову и смотрит мне в глаза. Его челюсть плотно сжата. Его взгляд напряжен. Даже при слабом освещении я вижу, какие зелёные у него радужки. Что-то смягчается в их глубине.
— Да, ей можно доверять.
— Это говорит твой член. — Трайдент качает головой.
— Это не так, — рычит Фордж.
— Так и есть, — настаивает Трайдент. — Печенье «Орео» — великолепно. Она…
— Прекрати называть её так! — в голосе Форджа звучит ярость. Он выглядит взбешённым, даже встаёт на ноги. Полотенце всё ещё прижато к его ране. Если ему больно, он этого не показывает.
— Вот видишь. Ты защищаешь её. Весь такой раздражённый.
— Я не раздражён, — рычит Фордж. — Не больше, чем обычно. — Он пожимает плечами.
Трайдент скорчил гримасу.
— Как скажешь, — признает он.
— Вы двое закончили? — спрашиваю я.
Фордж сжимает челюсти, и Трайдент кивает.
Я делаю глубокий вдох.
— Пожалуйста, скажи мне. Я полагаю, ты не совсем человек. — На секунду я прикусываю губу. — Не могу поверить, что я это сказала. Не человек… кем ещё ты можешь быть? Ты должен быть человеком. — Я хихикаю. — Верно? — Я совсем не уверена в этом. Я играю со своим кольцом. Я стараюсь больше ничего не говорить.
— Мы на четверть люди, — отвечает Фордж.
— Хотя это спорно, — вмешивается Трайдент. — Есть те, кто считает, что это нечто большее. Хотя, и ненамного.
— Давай не будем путать, — рычит Фордж.
— На четверть. — Я киваю. — Хорошо… ладно. Поняла! — Я немного волнуюсь. — А остальные три четверти? — Ладно, я очень волнуюсь! Будучи не совсем человеком, объяснило бы многое из того, что я видела сегодня.
— Вот тут-то всё и усложняется, — признаёт Фордж.