Ковач слегка качнул головой.
— А если даже и выяснит что-то? Обожжется так же, как и остальные обжигались. Ни сталь, ни людей стали я в обиду не дам, тебе это лучше всех известно. Да и не проболтается никто ни за какие деньги. Моя тайна — тайна всех сталеваров, и ни один сталевар за все золото мира ее не продаст… Ты лучше погляди, какая сталь пошла. Плотная, духовитая! Ее, как горный мед, ложками можно есть.
И когда он это сказал, я тоже обратил внимание, что остывающая сталь очень похожа на мед, густой и сочный. Позже я, вспомнив эти слова Ковача, поразился, что он, всегда говоривший очень коротко и по делу, выдал такое красивое сравнение. До тех пор мне ни разу не приходилось слышать (и, сразу отмечу, после тоже ни разу не пришлось), чтобы Ковач выражался поэтически.
— Не забывай, что и у тебя есть слабое место, — сказал дядя Коля.
— Я не забываю, — ответил Ковач. — Но на то есть Артур. От тех сил он меня всегда со спины прикроет. — Впервые в его ровном голосе почувствовалась какая-то интонация — когда он особо выделил слово «тех». — Артур и во многом другом помощник. Видел бы ты, как он лобовое стекло джипа закрыл, чтобы они затормозили и я успел вовремя…
Я догадался, что Артур — это черный ворон, о котором рас сказывала Машка.
— А бросить вас, отдать на заклание всяким спекулянтам, я не могу, — продолжал Ковач. — Если бы бросил, то на что бы я вообще был нужен? Ничего, недолго осталось…
Дядя Коля вздохнул.
— Ладно, я знаю, вмешиваться мне не след. Так, к слову пришлось… я вот с чем шел-то. Ты ступай домой, как все с обеда вернутся. Надо обозначить, что ты тоже устаешь и иногда должен отсыпаться.
— Так ли уж надо? — спросил Ковач.
— Надо, — твердо сказал Мезецкий. — Поверь мне. Иначе волну ненужных слухов мы не загасим.
— Хорошо, — согласился Ковач. — Сколько мне дома пробыть?
— Да хоть несколько часов. А еще лучше — до завтрашнего утра.
— Уйду через час. Завтра к семи утра вернусь, — решил Ковач. Он окинул взглядом цех. — До завтрашнего утра никаких проблем не будет.
— Вот и славненько! — И дядя Коля Мезецкий ушел.
Я подождал, пока он скроется, а Ковач отвернется, и бочком, бочком, на цыпочках выскользнул из цеха.
Только на улице я смог перевести дух. И задумался, что же мне делать.
После подслушанного разговора стало ясно, что с моей стороны будет глупо и смешно предупреждать Ковача об опасности, с которой он может не справиться, и просить его быть поосторожней. Он знает, что делает, и если уж Мезецкий с ним соглашается… в то же время мое желание предупредить Ковача об опасности — удобный повод его навестить и, завязав с ним разговор, попробовать выудить хоть частичку его тайны. Он сказал, что уйдет к себе, в «инженерный дом», через час. Вот и отлично! Часа через два-три я и отправлюсь к нему в гости, а пока пойду пообедаю.
В итоге я пошел к Ковачу не через три часа, а намного поз же, я пообедал, сделал все уроки, и с Лохмачом погулял, да и по дому работа нашлась. Было около девяти вечера, когда я оделся и тихо выскользнул за дверь.
Я шел по нашим тихим улицам и обдумывал, с чего мне лучше начать разговор с таинственным сталеваром. И опять был чудесный морозный вечер — зима в этом году баловала нас ровной и приятной погодой, без оттепельной слякоти и жутких буранов и вьюг, когда на улицу носа не высунешь. Морозы стояли крепкие, здоровые, «румяные морозы», как называла их бабушка. Солнце светило в чистом небе каждый день, снег на солнце искрился, а ночью посверкивал от звезд и фонарей, и оставался таким же чистым, как небо, всю зиму.
Так и не придумав, как начать разговор, я решил: как получится, а там посмотрим.
Я подошел к «инженерному дому». На первом этаже, в квартире Ковача, горел свет. Поднявшись по трем ступенькам крыльца, отремонтированным как раз нашими досками, я вошел в подъезд, где теперь горела лампочка, и уже собрался было постучать в дверь квартиры, как она открылась от одного моего прикосновения. Оказывается, дверь была не заперта. Мне даже показалось, что я ее и не касался, она сама распахнулась передо мной, приглашая войти.
И я вошел, притворив дверь, невольно ступая тихо-тихо, на цыпочках. Подойдя к чуть приоткрытой двери комнаты, я заглянул в щелку.
Ковач сидел за столом совершенно неподвижно, вытянув на столе руки. Его можно было принять за выключенного робота, какими их изображают в фантастических боевиках.
Я застыл на месте. Мне стало боязно открыть дверь и войти. Ковач шевельнулся. Я уже хотел толкнуть дверь и сказать ему, что я здесь, но он сделал такое, что я опять застыл на месте.