— Я поговорить с тобой хотел…
— Говори.
— Ты знаешь, что Варравин в городе?
— Знаю.
— И ты не боишься?
— Нет.
— А помнишь, ты мне говорил, что Масленица для тебя — опасное время, в которое твои враги могут тебя одолеть?
На его лице появилось нечто вроде очень слабой улыбки.
Будто он хотел сказать мне: «Спасибо за заботу. И за то, что помнишь». Но он просто сказал:
— Могли бы. Но уже не одолеют.
— Почему? — с подозрением и беспокойством спросил я.
— Потому что я их столкнул между собой.
— Как?
— Ты не поймешь.
— А может, пойму. Ну, скажи, пожалуйста!
Мне приходилось перекрикивать шум в цехе, а слова Ковача, хотя говорил он негромко и связок не напрягал, доносились до меня абсолютно отчетливо.
Заметив, что у меня уже почти срывается голос, он взял меня за плечо и повел из цеха в сторону заводской столовой.
Столовая года четыре не работала, и все носили обеды и завтраки с собой. Термосы и свертки с бутербродами в начале каждой смены выстраивались в ряд в раздевалке. Однако теперь столовую собирались открыть заново, и в ней уже заканчивался ремонт. Уже завезли новые пластиковые столики, стойки самообслуживания с холодильными отделениями и новые электроплиты, огромные-преогромные — гордость начальства: их удалось по дешевке купить у пароходства. Дело в том, что пассажирский теплоход для речных круизов, на котором они стояли, переоборудовали под теплоход высшего класса, для самых «дорогих» пасса жиров, и прежние плиты заменили на суперсовременные. А старые были еще в отличном состоянии, вот они-то и достались комбинату за копейки, по старой дружбе между предприятиями. Да и наш комбинат, надо сказать, не раз выручал пароходство!
Мы с Ковачем остановились в застекленном переходе, ведущем в столовую. Там было намного тише, и я повторил свой вопрос:
— Как ты их столкнул?
— Пожар помнишь? — спросил Ковач.
— Смеешься? Как я мог его забыть?
— Я специально тот дом выбрал…
Мое бледное отражение в оконном стекле с наморщенным лбом было безумно смешным.
— Погоди, давай по порядку, — сказал я, соображая. — Когда дядя Коля Мезецкий стал объяснять тебе, что какое-то жилье тебе необходимо, чтобы ты не слишком выделялся, ты сам ему сказал, что хочешь поселиться именно в том выселенном доме, и нигде больше?
— Да.
— И он, разумеется, сначала удивился?
— Да.
— А потом ты объяснил ему, зачем тебе это нужно, он все понял и устроил так, чтобы и директор разрешил поселить тебя там, и ремонт чтобы сделали?
— Да, — в третий раз повторил Ковач.
— А этот дом был нужен тебе, потому… потому что в нем водились привидения, так? И эти привидения могли быть для тебя опасны, и особенно опасны они стали бы на Масленицу? И ты хотел жить вместе с ними, чтобы заранее их обезвредить? Так?
— Все так, — сказал Ковач. — Странно, до чего хорошо ты все понимаешь.
— Чего же тут странного? — удивился я. — Ты мне вот что скажи. Получается, когда дом сгорел, привидения лишились своей силы? Ну да, я же видел, как они бесились!
— Не только это.
— А что еще? Погоди, дай самому догадаться… Ты сказал, что столкнул их… Значит, теперь призраки обозлились на тех, кто сжег их место…
— Землю выжег насквозь, — уточнил Ковач.
— Понятно, насквозь выжег! И теперь они на этих бандитов злы даже больше, чем на тебя, и будут им вредить! И те даже на Масленицу, когда призраки имеют самую большую силу, не смогут их призвать в союзники! А значит, и с тобой ничего не смогут сделать, так? А меня призраки дергали и пытались спугнуть из укрытия, чтобы поджигатели, увидев меня, переключились и, может, не успели бы поджечь дом! Так?
— Приблизительно так. Сам-то дом не важен, он возник намного позже. Дом был нужен как горючий материал.
— Чтобы их землю прокалить?
— Да. Теперь они из этой земли изгнаны.
— Выходит, ты заранее знал, что так будет?
— В точности не знал. Но знал, что мне нужно поселиться именно в этом доме. Чтобы доделать когда-то недоделанное. — Недоделанное в сорок шестом году и… и раньше?
— Да.
— А почему эти призраки на тебя такие злые?
— А как же иначе? Можно сказать, я их когда-то в призраков и превратил.
— Так ты и был кучером этого… как его… фон Краутца?
— Не кучером. Меня записали его кучером, чтобы не возникало лишних вопросов.
— А ты тогда был такой же, как сейчас?
— Приблизительно.
— И никто не знал?
— Мастера знали. Но литейных дел мастера всегда умели хранить мою тайну.
— И ты, значит, одолел весь пугачевский отряд и отдал его солдатам, которые всех перевешали?