— Мы все этого хотим, — сказал отец. — Но он сам решает, как ему быть.
— А ты в этом как-то участвовал? — спросил я. — Помогал дяде Коле?
— Брось! — сказал отец. — Я до самого конца не верил, что такое возможно, хотя и слышал старые предания. Но разве в такие предания можно поверить? Потом уже — помогал…
— Выходит, и ты, и дядя Коля — сталевары высшего класса, иначе бы Ковач к вам не пришел?
Отец рассмеялся.
— Как будто ты и без Ковача не знал, что мы с Николаем сталевары высшего класса!
В общем, отец подтвердил все то, о чем раньше избегал разговаривать.
Меня на несколько дней освободили от школы, чтобы я не красовался разбитой рожей, да и слабость после «укола правды» была страшенная.
Машка меня навестила — я и удивился, и обрадовался. Она объяснила, что узнала от моего деда, которому эти дни приходилось выгуливать Лохмача по вечерам, что со мной стряс лось, И решила ко мне зайти.
— Здорово тебя разукрасили! — сказала она. — И охота тебе было схлестываться со всякой шпаной.
— Это не шпана была, — сказал я. — Это… В общем, слушай. И я рассказал ей все, от и до, в том числе и то, что раньше от нее утаивал, и не просто утаивал, а, если прямо говорить, водил ее за нос. Рассказал и о том, как меня тоже похитили, и чем это кончилось, и откуда мои боевые раны. Она ахала и время от времени спрашивала:
— А ты не присочиняешь?
Я показал ей глобус-копилку, привел и другие доказательства, а под конец сказал:
— И твой отец знает, кто такой Ковач. Если ты как-нибудь хитро начнешь его расспрашивать, он обязательно проговорится.
Машка задумчиво кивнула:
— Теперь я догадываюсь, о чем отец так долго говорил с Ковачем, когда тот меня привез.
— Вот погоди, — сказал я. — Когда у меня лицо заживет и не будет сплошным синяком, мы вместе пойдем к Ковачу, и ты сможешь задать ему какие угодно вопросы.
— Куда же мы к нему пойдем, если его дом сгорел, и он теперь из мартеновского цеха не вылезает? — спросила Машка.
— Я вытащу его на прогулку, — заверил я.
— Знаешь, — сказала Машка, — по-моему, тебе надо все это записать.
— Как я могу? — ответил я. — Это же тайна!
— Согласна, тайна, — сказала она. — Но это — из тех тайн, которые люди обязательно должны знать.
— Ты думаешь?.
— Уверена.
— Ну не знаю. Надо поразмыслить.
— Не надо размышлять. Бери тетрадку, ручку и пиши, пока ты лежишь в постели и тебе нечего делать!
— Но я не могу выдавать…
— А ты замени имена. И еще как-нибудь следы запутай, чтобы прицепиться было не к чему. Так все писатели делают.
— Но я же не писатель…
— Тебе и не нужно быть писателем. Тебе нужно правдиво и толково рассказать эту историю, чтобы главное дошло до людей. Может, у каждой профессии есть свой Ковач. Вот пусть люди и учатся вызывать своих защитников. А главное подчеркни, что вызвать такого защитника может только настоящий мастер своего дела.
— Ты прямо за меня все по полочкам разложила, как школьная учительница, когда дает план сочинения, — сказал я.
— Я не даю тебе никаких планов. Я пытаюсь подсказать тебе, как начать, чтобы было легче рассказывать. А ты просто пиши, ни на что не оглядываясь.
В общем, она меня уговорила. Я взял тетрадку и ручку и стал писать. Первые страниц сорок я написал в постели, а потом потихоньку дописывал изо дня в день. Иногда, в удачные дни, получалось написать страниц десять, а иногда, когда я был занят или что-то не клеилось, я добавлял всего по пол странички.
И теперь я подхожу к тому, что было дальше.
Где-то дней через десять я и правда вытащил Ковача на прогулку со мной и с Машкой. Мы пошли вдоль реки, мимо небольшого городского парка. Лохмач и Ричард то резвились на берегу, то скатывались на лед и носились по нему, а мы с Машкой шли над берегом, по бокам от Ковача. Только что про шел снегопад, и пушистый, еще не слежавшийся снег искрился на солнце, а в воздухе уже пахло весной — появился свежий такой запах, немного похожий на аромат то ли ананасного компота, то ли хвойного отвара. И небо было голубым совсем по-весеннему, а не по-зимнему.
— Ковач, — сказал я, — а почему ты — венгр? Ведь, по идее, у тебя не должно быть национальности, раз ты помогаешь металлургам всего мира… и отвечаешь за сталь во всем мире. Или не во всем?
— Ну… — Он призадумался. — У меня есть любимые страны.
— И одна из них — Россия?
— Да. А вот почему я венгр… А разве я венгр?
— Ну ты же родом из Венгрии. И венгерские народные песни знаешь.
— Я всякие народные песни знаю.