Именно поэтому мы твёрдо стоим на своём. В нашем кругу (работники Отдела – это уже наш круг) мы можем испытывать хоть детскую ванночку. Но нести скафандр на посмешище… Нет, мы категорически против.
– Верно, – коротко говорит Д.Д.
Смолин разводит руками. Ладно, если все против, он не настаивает.
– Теперь держитесь, – предупреждает Д.Д. – Буду гонять по всем правилам.
Он, кажется, думал, что мы завтра же придём с новой конструкцией. Но мы видели своего противника и, честное слово, кое-чему научились. В наш язык прочно вошёл вопрос: «А если?..»
– Давай поставим здесь клапан, – говорю я. – Для гарантии.
– А если клапан откажет? – спрашивает Гена.
Клапан отменяется.
– По-моему, прибор для определения запаса перекиси не нужен, – думает он вслух. – Проще взять резерв – лишние пол-литра.
– А если скафандром будет пользоваться новичок? – напоминаю я. – Он за десять минут израсходует и запас, и резерв…
Гена что-то ворчит о сосунках, которым нечего соваться в водолазное дело. Однако спорить не о чём: прибор нужен.
Доводка. Самая тяжёлая, кропотливая и неблагодарная из всех работ. Бывает, что гениальная идея осенит тебя за пятнадцать минут, ну, скажем, за полчаса. Ты и все вокруг видят: совсем недавно идеи не было, а теперь есть. Очень эффектно. Взлёт мысли, озарение, поэзия.
Потом начинается проза. Расчёт вызывает серьёзные сомнения в том, что идея действительно гениальна.
К тому же она никак не хочет укладываться в конструкцию. Почему-то, согласно справочникам, в распоряжении человечества нет нужных для неё материалов. А те, что есть, недостаточно прочны и много весят. Гениальную идею приходится сдать в архив до лучших времён…
Бывает, хотя и не часто, что идея проходит испытание. Однако самое худшее – доводка – ещё впереди. Доводка – борьба с мелочами. Никаких внешних эффектов. Бьёшься неделю, месяц, год, результатов не видно. Где-то добавилась узенькая скоба, где-то удалось уменьшить диаметр отверстия, изменить наклон с 60 градусов на 45.
– М-да, – говорят знакомые, с удивлением рассматривая два совершенно одинаковых чертежа (чертежи почти одинаковые, но никто, кроме авторов, этого не замечает). – Работали восемь месяцев? М-да, конечно… А как та идея? Жалко… Такая, знаете ли, поэтическая идея… Такая яркая…
Скафандр усложняется. Был один чертёж, теперь их много. Чертежи деталей. Чертежи узлов. Сборочные чертежи. Общий вид аппарата. Вырывы. Разрезы. Спецификации.
Параллельно мы продолжаем изучать кислород. На этом настоял Гена.
– Хватит нам неожиданностей, – сказал он.
Теперь мы читаем другие книги. О дыхании. О работе на большой высоте и под водой. О кислородных приборах. О водолазных спусках. И ещё мы занимаемся основами конструирования, технологией металлов, технологией машиностроения, ОСТами и ГОСТами.
Эти предметы проходят в институте. Но нам нужно не просто пройти. Экзамен будет под водой, где трудно подбросить шпаргалку и поздно заглядывать в книгу.
Мы изучаем их, хотя и добросовестно, но без особого энтузиазма. Для нас это предметы вспомогательные, что-то вроде лестницы, которая позволит нам подняться в сверкающий мир нового. Однако проходят месяцы, и мы обнаруживаем, что в сухих строчках ГОСТов спрессована величайшая инженерная мудрость. Мудрость, которая копилась веками и позволяет людям разных эпох и стран понимать друг друга, создавать машины и процессы, имеющие «прописку» по всей Земле…
Мы по-прежнему часто бываем в Отделе изобретений. Занимаемся обычными делами. Гена чертит, я составляю описания. Смолин поглядывает на нас озадаченно, ему хочется спросить о скафандре, поторопить. Но он молчит. И Д.Д. молчит – спокойный, замкнутый, непроницаемый.
Молчим и мы. Теперь всё будет иначе. Работа идёт к концу. Ещё несколько дней, и на стол Д.Д. ляжет проект. Проект, в котором всё учтено и рассчитано, который мы будем защищать до конца. Потом принесут аппарат.
Я представляю себе этот момент. Стук. Открывается дверь, и Татаринов вносит скафандр. Не жалкое изделие кустарей-одиночек, а настоящая машина для подводных спусков. Удобная, сверкающая, обтекаемая.
И вдруг…
Глава 5
АПНОЭ
МИРОВОЙ РЕКОРД
Мы в бане. Точнее, в отдельной ванной комнате. Посторонних, естественно, нет, все свои – Смолин, Д.Д., я. Мы одеты, как обычно, и стоим. Гена в трусах лежит под водой, в ванне.
Д.Д. невозмутим. Я слегка волнуюсь, но держусь уверенно. А Смолин нервничает. Он бегает вокруг ванны, наклоняется, поглядывает на секундомер.
– Ну, хватит, – просит он. – Слышишь, Гена, вылезай. Достаточно.