Когда великолепное оконное стекло ни за что ни про что со звоном рассыпалось, окатив постель осколками, а проклятый булыжник, просвистев в полуметре от лица Леона, с глухим треском ударился в перегородку и в ней застрял, Леон сначала не поверил. Он даже не удивился. Такой подлости от стекла он не ожидал. Потом он понял, что не ожидал этой подлости от кого-то другого, а поняв, и поверил, и удивился, и осатанел — всё сразу. Он выглянул в разбитое окно — естественно, возле дома царили мир и благодать при полном отсутствии посторонних. До самого Трескучего леса не было видно ни одной живой души. Хлоя уже сидела на постели, прижимая к большой груди пухлую руку с кровоточащей пустяковой царапиной, и визжала. Проснуться она еще не успела, а храп уже плавно перетек в визг, и надо было надеятся, что теперь-то она уж точно проснется. «Цыц, дура!» — рявкнул Леон, откидывая одеяло, — осколки со звоном ссыпались на пол. «Вот я мерзавцев… — бормотал он, перелезая через Хлою и с лихорадочной поспешностью натягивая одежду. — Ах вы… Это ж, драконий хвост, надо такое удумать, а? Да что ж это, управы на них нет…»
Хлоя перестала визжать и принялась оглядываться. Голова у нее поворачивалась медленно, словно у лесного дракона, и мощные шейные складки с потным скрипом терли друг дружку.
— Камень, — пророкотала она низким басом, указав на перегородку. — О, и стекло… Леон взорвался.
— Да! — заорал он. — И стекло! Разглядела! И стекло тоже! А все ты со своими охламонами!.. Сколько раз говорил: не носы им утирать — учить их надо, бездельников, учить, чтоб их… Людьми делать!
Половицы жалобно пискнули — Хлоя соскочила с постели и опрометью кинулась к распялке. Надев сари, — ссориться с мужем голой было тактически невыгодно, — она уперла в бока сжатые кулаки.
Контратака была сокрушительной. Леон немедленно пожалел, что связался. Как обычно, он не узнал о себе ничего нового, но сразу же понял, что проиграл. Конечно, драконий хвост, он был неудачник и лежебока, это во-первых; дрянной муж, только и знающий засматриваться на девок и не дающий законной жене законного удовлетворения, это во-вторых; притом не мужик, а тряпка, и не охотник, а барахло, дрянной добытчик, дрянной шептун и к тому же дрянной отец, совершенно не способный заменить двум чудесным мальчикам законного родителя, который был человек со всех сторон положительный, не в пример Леону, это в-третьих, в-четвертых и в-пятых; даже странно, как могут два таких разных человека быть родными братьями, не верится в это… да ты нос свой не вороти, я тебе еще не все сказала, а мальчиков моих, дрянь такая, только тронь…
Леон тупо посмотрел на кулаки жены, затонувшие в боках, выскочил из спальни и припер дверь снаружи. Крику это действие не убавило, но теперь он стал немножко глуше и можно было осмотреться и поразмыслить, что к чему. Близнецов в доме, естественно, не было. Леон раздраженно зашагал из угла в угол, от очага к ткацкому станку и обратно. Мысли путались и мешали друг другу — чепуха, а не мысли, ни одной дельной… Близнецы? Да, это проблема. Совсем от рук отбились… Пороть их, что ли? Доигрались-таки с пращой, говорил же им — идите, мол, в лес и пуляйте в слизнивцев в свое удовольствие, так нет… Вчера в постель Хранительнице напустили вонючих ящериц, сегодня в родном доме стекло разбили, а что завтра вытворят? Все-таки придется пороть, делать нечего. «Тогда уж заодно и Хлою, — прыгнула в голову сумасшедшая мысль, от чего он сразу вспотел, — надо же наконец решиться…»
Он вдруг замер как вкопанный: над ткацким станком, в котором сотканная ленивой Хлоей полоса пестряди шириной в палец за последнюю неделю не прибавилась и на ноготь, на сучке, торчащем из стены, висела праща. Леон снял ее, подержал в руках и снова повесил на место.
Да, та самая… Значит, не близнецы, ведь нет же у них еще одной пращи… А если не близнецы, то кто?
Из спальни с прежним напором продолжала кричать Хлоя, изливая на мужа презрение, но преследовать Леона посчитала ниже своего достоинства, в дверь не ломилась и, судя по тональности крика, еще не обнаружила, что заперта. Леон хихикнул, представив, как Хлоя будет выбираться наружу через окно, и выскочил из дома. Ночью прошел дождь. Протарахтев по ступенькам, Леон поскользнулся на глине, пошел юзом и, чертыхнувшись, подумал, что дождь был кстати: следы того, кто метнул камень, должны отпечататься предельно отчетливо.
Он тщательно обследовал огород, примыкавший к дому со стороны спальни, затем расширил круг поисков и широким зигзагом пересек поляну за огородом. На влажной земле не нашлось отпечатков, трава также не была примята. Над опушкой леса кружились две птицы-свиньи — твари пуганые, но с короткой памятью. Роняя помет, метили территорию. Леон мог бы поклясться, что со вчерашнего вечера между домом и лесом не проходил ни один человек. На всякий случай он осмотрел край леса — раскрутить пращу можно было и из-за деревьев. Ничего… Пусто. Чутье охотника подсказывало ему в лесу то же самое, что видели глаза на поляне. Да что там, ни один из взрослых жителей деревни не опустится до того, чтобы причинить вред имуществу соседа и скрыться, в этом Леон был уверен. А если так, то КТО? Каким образом? И, главное, ЗАЧЕМ?