— Ты в своем ли уме? — выпалил он. — Во Пскове, говорят, война будет скоро, сам король польский туда придет! А ты в Псков, да с детьми? Не бывать тому!
— Да я скоро от мук душевных руки на себя наложу! — выкрикнула в исступлении Анна. Архип недовольно покосился на дверь кельи — лишь бы никто из братии не услыхал этого позора, прозвучавшего в стенах обители!
— До Пскова отсель недели пути! Недели! Куда ты с детьми собралась? — спокойно молвил он, уняв всколыхнувшийся внутри гнев. — Завтра едем в Орел! Все!
Оставив Анну, дабы обдумала все и приняла, Архив отправился к игумену Паисию. Рассказал ему о своем решении, поблагодарил за то. что позволил в трудное время Анне и детям остаться в обители, чем спас им всем жизнь. Паисий отрицательно покачал головой:
— Их спасли Господь Бог и ты. Пусть Его и тебя сами благодарят… А что же ты делать намерен?
— Как отвезу их в Орел, тотчас вернусь в Смоленск, — отвечал Архип, глядя игумену в глаза, — не закончилась еще война, отче…
— Война окончится для тебя, сын мой, когда найдешь душевный покой. Я благословляю тебя. Ты волен сам выбирать свой путь! Но токмо поклянись мне, что, исполняя ратный труд, не обидишь слабого, не поднимешь руки на беззащитного, не отберешь у него ни еды, ни имущества. Кем бы он ни был. Поклянись. И помни, ежели исполнишь свою клятву и захочешь вернуться сюда — двери обители всегда для тебя открыты. Ежели нет… приди и покайся, токмо не губи душу ложью, сие великий грех…
Архип, склонившись, припал губами к руке игумена и прошептал, зажмурив глаза:
— Я клянусь… Клянусь, отче… И всегда буду помнить об этой клятве…
Верхом на двух лошадях Архип и Анна мчались в Орел. Сияя от радости, Матвей скакал на одном коне с дедом, Васенька, покачиваясь в седле, ехал с матерью. Останавливались на ямах с ночевкой, порой ютясь с другими путешественниками в тесной горнице. Тут Архип не расставался с саблей — не дай бог что произойдет!
Но ничего не произошло. До Орла добрались благополучно. На подворье встретила Матрена. Всплакнув, обнялась с Анной, поцеловала детей, разрыдалась на плече Архипа.
— Я уж думала, не увижу вас… А детишки какие уж большие! Внучки мои! Живите у меня, детки! Живите! Одна я в доме осталась, одна!
— А сыновья? Женились? — спросил Архип, заглядывая через изгородь на свой бывший дом, где жил теперь один из сыновей Матрены.
— Младший, Гришка, женился. Уж сына народили зимою! А старший, Леонтий, в иконописцы податься решил, уж года полтора как уехал в Казань учиться сему ремеслу! Вы заходите! Заходите!
Вступали в хату, и Анна жадно оглядывала все с трепетным чувством — спустя столько лет она наконец дома, пусть и не в родном, где живет Гриша с семьей, но все же. И безвозвратно ушедшее прошлое в каждой мелочи — в старом столе у окна, в потемневших от времени иконах, в стоявшей на полках глиняной посуде, в накрытом тряпьем древнем сундуке… Словно ничего не изменилось за прошедшие годы…
— Воевода-то у нас иной! Того отправили куда-то в дальние края. Говорят, сам бежал, чуть не попался на воровстве! — доложила Матрена, поминая о непростых отношениях Архипа с прошлым воеводой.
— Да пёс с ним, — махнул рукой Архип.
— В дом зайдешь к себе? — осторожно спросила Матрена. — Гришка рад будет принять тебя…
— Нет. Не хочу, — жестко ответил Архип, отворотив лицо.
Отмывшись в бане, сели вечерять. Пришли Гришка с молодой женой и мирно спящим на руках младенцем.
— Семеном назвали! В честь брата, доложил Гришка и опустил глаза. Анна почуяла, как заныла внутри старая рана, давно затянувшаяся, но все еще причинявшая тупую, тянущую боль. После измены Михайлы часто вспоминала она погибшего жениха своего и гадала, какой бы была ее семейная жизнь с ним. Наверняка не пришлось бы ей пережить всего того ужаса, что испытала она за последний год…
Выпили, помянули покойных, со смехом вспоминали минувшие годы, сейчас почему-то казавшиеся беззаботными, легкими и счастливыми. Когда заговорили о Белянке, тягостное молчание нависло над столом. По лицу Анны текли слезы, Матрена уголком платка утирала глаза; сдвинув брови, сидел Архип, глядя в темное мутное окно. И лишь Матвей и Васенька дразнили друг друга украдкой, не в силах пока разделить со всеми общую скорбь по незнакомой им бабушке Белянке…
Когда гости ушли и Анна начала убирать со стола, Матрена спросила шепотом Архипа:
— Ты сам как? Надолго?
— Утром уеду. В Смоленск надобно, — покачал головой Архип.