— Ты, никак, умирать собрался? — криво усмехнувшись, вопросила Белянка с привычной для нее деловитостью. Она отдала агукающего младенца стоявшей позади нее Людмиле и сама начала медленно приближаться к Архипу. Остолбенев, не решаясь протянуть к ней руки, дабы не спугнуть видение, Архип стоял, чуя, как к горлу подступает ком. Белянка останавливается от него в полушаге, искоса глядит на него, улыбаясь.
— От себя не уйдешь — молвила она, поправляя плат на голове. — Почто на край земли бежать? Пустое!
— Не могу я без тебя больше. Места себе не нахожу, — с болью признался Архип, словно оправдываясь перед супругой.
И даже сейчас она морщила лоб так, как делала всегда, когда отчитывала своего мужа. Архип почувствовал, что сейчас зарыдает, но не мог этого сделать — грудь и горло словно перехватило узлом.
— Ну чего ты, — вновь улыбнулась снисходительно Белянка. — Чего ты? С тобой мы. Всегда с тобой. Ведай это. И вставай. Лед сошел.
— Я так устал, — сипло прошептал Архип, шаря руками по груди, не находя себе места.
— Вставай! — требовательно повторила Белянка. — Лед сошел! Вставай!
Архип открыл глаза. Его тряс за плечо рыжебородый плешивый казак.
— Вставай! Лед сошел! Выдвигаемся!
Шатаясь, Архип взошел на судно, весь похудевший, с глубокими залысинами, обросший седой клокастой бородой. Тусклые глаза его в черных кругах с безразличием взирали перед собой.
— Глянь-ка. Выжил старик! Едва ли не месяц лежал в забытьи, думали, помрет.
— Атаман огорчился, уж очень хочет, видать, его погубить, — шептались меж собой казаки, оглядывая восставший полутруп.
Струги тронулись, направляясь вниз по Иртышу. О борта лодок глухо стукались крупные, еще не растаявшие льдины. Низкое солнце освещало раскинувшуюся по берегам тайгу, одевающуюся в первую зелень.
Архип, кутаясь в вотол, поднял осунувшееся, высохшее лицо свое навстречу солнцу, чуя смолистое дыхание леса. Весна! Все оживало вокруг, но Архип не ощущал той же тяги к жизни. Просто ему до сих пор надлежало зачем-то существовать в этом мире. Кто знает, надолго ли…
А опасность по-прежнему поджидала казаков всюду. Струги их несколько раз обстреливались с берегов из засад, но мужики громом пищалей прогоняли перепуганных туземцев обратно в глушь тайги.
Сходя на берег, казаки входили в селения Хантов, оружием принуждая их к присяге государю. На капищах они видели чудные пляски обвешанных бусами шаманов, слышали их зловещие песни, затем врывались на мольбища, выстрелами в воздух заставляли всех разбежаться. Пока казаки рыскали по капищу в поисках наживы, Архип с пищалью наперевес осматривал вросших в землю деревянных идолов, обвешанных различными украшениями. Жертвенные камни у их подножий почернели от крови, заливавшей их долгие годы. Архип пристально, с неприязненным любопытством глядел в черные, страшные глаза древних истуканов, высокомерно и грозно взирающих в вечность…
От местных прознали, что мансийский князь Самар решил разбить казацкий отряд и уже собирает воинов со всей округи. Схватили «языка», для верности приложились ему в ухо несколько раз. Связанный по рукам, он лежал на дне струга, пухлогубый, со спутанными длинными волосами. С сочувствием Архип смотрел в его дикие узкие глаза, безразлично, как мертвые, глядящие в пустоту.
Покорившийся судьбе, он привел казаков к городищу князя Самара. И укрепление это было отнюдь не таким плачевным, какие казаки видели прежде. Холм, на коем расположилось городище, был ощетинен деревянными кольями и походил на огромного ежа. Крепкие бревенчатые стены венчали круглые башни без кровель. Глядя на городище, казаки обомлели. Такое будет взять отнюдь непросто, да и от отряда осталась лишь половина бойцов.
— Еще не поздно повернуть назад, — шепнул Асташка Никите Пану. Но у того уже воинственно загорелись глаза — спесь не позволяла вернуться в Искер без победы.
— Будем брать! — жестко отверг он. — Готовьтесь, ребятки!
Пленного мансийца Пан без колебаний велел убить. Архип видел лишь, как тут же к пленнику двинулся один из казаков вынимая на ходу саблю. Когда клинок занесся над головой туземца, Архип отвернулся — до того на душе было мерзко!
Вскоре казаки увидели, как из городища выходит толпа воинов во главе с сухим высоким стариком в бухарском шлеме, к верху которого был прицеплен пышный волчий хвост. Воины, с копьями наперевес и большими луками за спинами, обступали его на почтительном отдалении.