А Иван Петрович, тронув коня, двинулся дальше. Тут князь, опомнившись, тряхнул головой — понял, что на какое-то время, погрузившись в свои мысли, перестал слушать доклады соратника. На то были причины — сегодня утром доставлено было ему послание из дома, в коем сообщалось, что жена его прежде времени выкинула дитя. Снова вынужден он переживать гибель своего дитяти. Снова! За что сие наказание? Неужто Господу не угодно, дабы князь Шуйский продолжил свой славный род?
— Как мыслишь, Иван Петрович, выстоим? — вопросил вдруг Скопин-Шуйский, ведущий своего коня бок о бок с конем старшего родича и с обожанием глядя на князя.
— Не ведаю, — сумрачно ответил Иван Петрович. — Одно знаю — ежели Баторий Псков возьмет, почитай, война проиграна. Он уже так осильнеет, что его уже ничем не cокрушить будет. Потому и вгрызаемся в эту землю, как можем…
Он вновь обернулся, глянул на деревянные башни, поглядел вокруг и довольно кивнул, лишний раз подивившись размаху ведущихся работ.
— Даже вот ради них… — Он указал на трудящихся мужиков и посильно помогающих им ребятишек и баб. — Ради них стоять и биться будем. А там, ежели даст Бог…
И позже, вечером, в избе своей, когда сменил испачканное брызгами грязи платье на домашний легкий кафтан, он стоял на коленях перед иконами и молвил:
— Ежели неугодно тебе, Господь, дать мне сына, так дай мне сил! Дай мне отстоять древний Псков, не оставь нас. Заступись, Господи! Вложи силу великую в оружие наше, обращенное против врагов земли нашей!
В дверь робко заглянул слуга, смутился, увидев склонившегося перед киотом князя. Полуобернувшись, Иван Петрович произнес:
— Молви!
— Воеводы к тебе, княже…
— Зови, — вставая, приказал князь. Младшие воеводы Плещеев-Очин и Лобанов-Ростовский снова прибыли доложить о строительных работах во вверенных им участках города — надлежало принять. Отогнав охватившие его уныние и усталость, Иван Петрович встретил воевод и вместе с ними присел за стол, приготовившись внимать и указывать. Был недоволен — слишком медленно протекали работы. Сведя брови, вопросил:
— К лету успеем все достроить?
— Людей не так много, — возразил Плещеев-Очин, — нам бы к осени успеть…
Плохо! сказал Иван Петрович. Плохо! Буду просить государя прислать еще людей. Ежели будет такая возможность. Баторий ждать не станет…
С тем и отпустил воевод.
А утром следующего дня в Псков с несколькими сотнями казаков прибыл атаман Михаил Черкашенин. Встретившись с Иваном Петровичем, они крепко пожали друг другу руки — помнили друг друга со времен Молодинской битвы. Атаман, оглаживая поросшее седой щетиной лицо, взирал с восхищением на размах строительства.
— Знатно ты все устроил здесь, князь! Сразу видно, доброму воеводе поручено сие непростое дело!
— Да, токмо рук не хватает, — протянул недовольно Шуйский.
— Подсобим, — кивнул Черкашенин и, обернувшись к Ивану Петровичу, молвил со светлой и доброй улыбкой:
— По зову самого Господа пришел я сюда на защиту Русской земли. Знай, князь, что мне, видать, быть тут убитым, а Псков устоит — вот долг мой, к коему призвал меня Господь! Так и будет…
— У меня тут каждый ратный на счету. Так что береги себя, — невозмутимо отверг Шуйский. — Нам всем тут устоять надобно. Так и город защитим.
— Защитим, — уверенно подтвердил, кивнув, донской атаман.
Анне многое пришлось пережить за минувшую зиму. Несчастья и лишения обрушились на нее разом, да так, что даже Архип не ведал, оправится она от хвори или нет…
После разгрома отряда Кмиты Архип, благодаря воеводе Бутурлину найдя дровни, повез дочь и внуков в Троицс-Болдин монастырь под Дорогобужем, переждать череду проливных дождей. Туда же стремились толпы из разоренных литовцами деревень. По дороге пришлось ему поведать дочери о смерти Белянки, и, узнав об этом, Анна, и без того ослабленная после жутких родов и плена, лишилась последних сил. Полуживую, Архип привез ее к Троице-Болдинской обители…