Из толпы, медленно вышагивая, вышел казак с вырванными ноздрями — Богдан Барбоша, верный соратник Ивана Кольцо. Архип, уступая ему место, отошел назад.
— А почему бы нам не срубить этому посланнику башку, а? — крикнул он, усмехаясь. По рядам прошел редкий смешок, некоторые из казаков начали возмущаться, мол, простого человека грех обижать, но Барбоша, примирительно вскинув руки, продолжил уже без улыбки:
— Почто мы, вольные казаки, будем связывать себя службой государю? Ежели кто и согласен идти кровь свою проливать за купцов Аникеевых, то они думают, будто государь их за воровство простит! А нам его прощения не надобно!
— Верно! Верно сказал!
— Гоните его в шею!
— Как можно назвать себя вольными казаками, коли по рукам и ногам будем связаны службой тем, кто издавна приговорил нас к плахе! — гнусаво, обильно брызжа слюной, вопил раскрасневшийся Барбоша, и он начал великий спор. Иван Кольцо, уперев руки в бока, стоял в первых рядах, молчал, затем, когда спорящие казаки слишком часто начали сменять друг друга в центре круга, крикнул:
— Пущай Ермак свое слово скажет! Пущай он!
— Верно! Верно! Ермака сюда! — подхватили голоса. — Ермака Тимофеевича!
Видимо, этого и ждал атаман, когда все с лихвой выговорятся. Архип понимал — от его слова сейчас зависит успех или неудача его поручения. Ермак неторопливо выходил в круг, крестился. Вновь воцарилась тишина.
— Братцы! — громом прогремел голос атамана над притихшей степью. — Выслушал я всех вас и вот что скажу. Ведаю, что многих товарищей мы потеряли на минувшей войне, а тут нас хотят в новую сечу втянуть. Можем мы и дальше бражничать здесь, можем вернуться на приволжские берега и грабить ногайские отряды, которые наверняка позабыли силушку нашу! Да и что останется от этой силушки, ежели так и останемся тута, гулять на берегах седого Яика!
— Верно! Да! — отвечали негромко голоса.
— Мы за тобою всюду пойдем, атаман!
— Люд православный в беде, так отчего бы нам не показать сибирскому хану, кто тута прав? Отчего бы с татарвой егошней силушкой не помериться? Дак ежели за хлеб с порохом, то грех отказаться! — усмехался Ермак, и вместе с ним счастливо смеялась добрая половина казацкого круга. Архип был снова поражен великой властью атамана над всеми здесь. Но он уловил взгляд Барбоши — безносый казак тяжело и сурово глядел на Ермака, гордо скрестив руки на груди. Ермак тем временем подошел к Ивану Кольцо, похлопал его по плечу и обратился к толпе:
— Многие из вас обвинены в воровстве государем и приговорены к смерти. Неужто государь не простит нас, ежели мы сибирскому хану надаем под зад как следует?
— Да! Идем в поход!
— За атаманом!
Тем и закончилось это знаменательное собрание — походу быть. Архип, прощаясь с счастливым Мещеряком, благодарил его, обнимая:
— До скорой встречи, Матвей!
Архип торопился покинуть казачий лагерь, дабы со строгановскими ратниками отбыть обратно в Орел-городок, и он уже не увидел того страшного раскола, который вскоре наступил в казачьем стане. Богдан Барбоша воспротивился выступлению в поход, не поверив Строгановым, и вместе с ним «предавать свою вольницу» отказалась добрая половина казачьего войска. В тот же день они покинули стан Ермака, дабы уйти к другим берегам Яика. Прощались меж собой мужики тепло и слезно, просили друг у друга прощения, не надеясь уж больше встретиться вновь.
— Стало быть, ты на службу государеву пойдешь? — молвил Барбоша Ивану Кольцо на прощание. Тот кивнул, отводя глаза. Усмехнулся безносый атаман:
— Твою голову государь обещал на пику надеть, а ты за него, стало быть, кровь проливать идешь?
— За Ермаком я иду. Чую, что должен! — твердо отвечал Кольцо. — А ты ступай. И храни тебя Христос.
Барбоша понимающе кивнул и, приблизившись к соратнику, обнял его.
— Прощай.
— Прощай…
Кольцо все еще колебался в правильности выбранного пути, но он уже дал Ермаку слово и не мог от этого отказаться. Поздно!
Отстранившись, Барбоша направился к своему коню, лихо вскочил на него и с места погнал его наметом, ни разу не обернувшись. Кольцо, сложив на груди руки, еще долго глядел уходящему прочь уже неподвластному Ермаку казачьему войску. Поздно! Поздно…
Казалось, спокойная и размеренная жизнь, за коей люд отправлялся из вечно разоряемых русских земель в далекие владения Строгановых, окончилась и здесь. Вновь горели строгановские деревни, едва отстроенные, гибла только-только обработанная для пашни земля, вытаптываемая татарскими конями — войска Кучума вновь разоряют пермские земли, и ведет их ханский сын, царевич Алей.