— Благодарение Богу! — воскликнул Пол, который любил прибегать к несколько архаическим выражениям романтического толка. — Благодарение Богу, дорогая, что ты не пострадала! На мгновение мне вдруг показалось, что…
Не знаю, что уж там показалось ему на мгновение, потому что в следующее мгновение, сплетаясь в каком-то неистовом объятии, мы скатились на десять ярдов вниз по откосу. Полуживая, ослепшая, я с раздражением скинула с себя руки Пола и увидела горящий, как факел, «ягуар». Как хорошо застрахованный факел, с надеждой подумала я. Пол тоже приподнялся и сел.
— Бог мой, — сказал он, — бензин!
— Там осталось что-нибудь еще, что может взорваться? — спросила я с мрачным юмором.
Тут я внезапно вспомнила о существовании того безумца. Может быть, в эту самую секунду он горит! Я вскочила на ноги, машинально отметив при этом, что у меня поползли оба чулка, и бросилась к дороге. Пол побежал за мной. Темная фигура распласталась на асфальте. Мужчина был вне досягаемости огня, однако не подавал признаков жизни. Сначала я увидела только каштановые волосы, которым пламя придавало рыжеватый оттенок, затем без труда перевернула его на спину, и мне открылось его почти детское лицо.
Поймите меня правильно. Я никогда не любила, не люблю и не буду любить очень молодых мужчин, хотя в последнее время это превратилось в настоящую моду даже среди моих друзей. Фрейдизм какой-то! Юнцам, у которых молоко на губах не обсохло, нечего делать в объятиях женщин, у которых на губах не высыхает виски. Однако лицо, увиденное мною тогда в свете пламени на дороге, такое молодое, но уже такое суровое и решительное, казалось совершенным и вызвало у меня странное чувство. Мне захотелось убежать от этого человека, и в то же время меня одолевало желание обвить его руками и убаюкать. И это при том, что у меня полностью отсутствует материнский комплекс. Моя дочь, которую я обожаю, удачно вышла замуж, живет в Париже и может лишь мечтать о том, чтобы пристроить мне свой выводок на лето, когда мне приходит в голову провести месяц-другой на Ривьере. Слава Богу, я редко путешествую одна и могу оправдать непродолжительность своих материнских визитов соображениями приличия. Но вернемся к той ночи и к Льюису — этого полоумного, этого пугало, этого потерявшего сознание незнакомца с симпатичной мордашкой звали Льюис — на какое-то мгновение я застыла над ним, не в силах даже положить ему руку на грудь, чтобы проверить, бьется ли сердце. Я просто смотрела на него, и мне было неважно, жив он или мертв. Позже мне придется горько раскаяться в этом странном, непостижимом ощущении, но совсем не в том смысле, в каком кто-то может подумать.
— Кто это? — строго спросил Пол.
Если что-то и восхищает в людях, работающих в Голливуде, так это их мания всех знать или, по крайней мере, узнавать. Вот и Пол никак не мог примириться с мыслью, что он не может обратиться по имени к человеку, которого несколько минут назад едва не переехал.
— Пол, мы не на вечеринке. Как ты думаешь, он ранен?… О!..
Коричневая краска, которая растекалась под головой юноши и лилась прямо мне на руки, была кровь. Я узнала ее тепло, липкость и ужасающую мягкость. Пол понял это одновременно со мной.
— Я уверен, что моя машина даже не прикоснулась к нему, — сказал он. — Наверное, его ранило при взрыве.
Пол распрямился, его голос звучал холодно и спокойно. Я начала понимать слезы Лолы Кревет.
— Дороти, ничего не трогай. Я иду звонить.
Он зашагал в направлении домов, черневших в отдалении. Я осталась одна на дороге, склонившись над человеком, который, возможно, умирал. Неожиданно он открыл глаза, посмотрел на меня и улыбнулся.
Глава вторая
— Дороти, ты что — совсем сошла с ума?
На этот вопрос мне обычно бывает труднее всего ответить. Кроме того, задал его Пол, который, в своей элегантной синей куртке, смотрел на меня непреклонным взглядом. Мы находились на террасе моего дома. Я была одета для работы в саду: старые холщовые брюки, кофточка в цветочек, волосы подвязаны косынкой. Не то чтобы я когда-нибудь всерьез занималась садоводством — один вид садовых ножниц приводит меня в дрожь — мне просто нравится менять облик. Вот почему каждую субботу я, подобно моим соседям, переодеваюсь для работы в саду, но вместо того, чтобы сражаться с воющей газонокосилкой или пропалывать цветочные клумбы, устраиваюсь на террасе с двойным виски и книжкой в руках. За этим-то занятием меня и застал Пол. Я почувствовала себя виноватой и неприбранной, оба эти ощущения были одинаково сильны.