– Ты не русалка, ты снаяна. И она, – остановившись, Хантре мотнул головой в сторону удаляющейся рыжей девочки, – не настоящая. Кто она такая?
– Этого я не знаю.
Изобличенная снаяна неспешно поднялась над прибоем. У нее и хвост был, только не русалочий – он походил на свивающуюся в кольца туманную змею.
– Тейзург тебя ищет, – сообщила она, откинувшись, как на диванные подушки, на мягкие жемчужные облака, в то время как панорама ракушечного берега и серо-зеленого моря сжалась до размеров небольшой комнаты. – Велел передать, что вам надо держаться вместе и выбраться из Аленды, потому что за пределами территории, которую накрывает Накопитель, вы сможете пользоваться своей магической силой, а здесь вы оба в розыске.
Это он знал и без снаяны.
– А ты вместо того, чтобы выполнить его поручение, решила перекусить?
– Мы питаемся страхом спящих. Сам Тейзург платит нам десятину, когда мы с ним встречаемся во сне, иначе мы не можем.
– И чем вы его пугаете?
– Тобой.
– Хочешь сказать, он меня боится?
– Не тебя, а твоей смерти, – посланница рассмеялась певучим серебристым смехом, похожим на замирающее эхо. – В его кошмарах ты умираешь. А еще есть женщина, у нее серые глаза, стриженые светлые волосы и загорелая кожа, во сне он целится в нее из иномирского оружия. Он боится, что она разрушит его планы, и хочет ее убить. При этом он боится, что она умрет и навсегда исчезнет из его жизни. Он говорил, что наяву так и не выстрелил, а во сне стреляет и видит, как на груди у нее расплывается кровавое пятно, и испытывает невыносимое отчаяние – такое же невыносимое, как в тех его снах, где умираешь ты.
– Откуда вы знаете, кто из нас чего боится?
– Мы не знаем, мы чувствуем. Так же как вы, люди, чувствуете аромат шоколада или выпечки. Из ваших страхов мы плетем кошмары, чтобы добывать себе пропитание.
– А чем-нибудь другим питаться не пробовали?
– Чем же еще? Что может быть слаще людского страха?
– Интерес, например, – после паузы ответил Хантре.
– Разве интерес бывает таким же сильным, как страх?
– Почему бы и нет?
– Хмм… Если бывает, то нечасто, и для замены не годится. Что ответишь Тейзургу?
– Скажи, что у нас с ним, наверное, был шанс стать друзьями. Раньше, до его идиотской выходки с Мавгис. Наверное. А теперь пусть он от меня отвалит.
– Скажу, – легко согласилась снаяна.
Ей было все равно, какие вести передавать и какие ответы пересказывать.
– Как ты узнала, где я?
– Я не знаю, где ты, знаю только, что сейчас ты спишь, – опять серебристый тающий смех. – Во сне я могу отыскать кого угодно, а где ты находишься в том странном неудобном мире, где люди бодрствуют – разве это имеет значение? Вы там ползаете, как улитки по веткам дерева, а сны – как туман, который обволакивает все деревья в лесу.
Облака, море и пляж колыхались в одном ритме с ее смехом, а потом расплылись и рассеялись.
Промозглый сумрак подземелья, холодина. Он сразу же протянул руки к багровым с пляшущим золотым просверком угольям в ямке: тепла немного, но это спасает, без огня было бы совсем плохо. Вдобавок живот подводит от голода. С тех пор как ему удалось оторваться от Тейзурга и Шныря, он еще ни разу не ел досыта.
Что за девочка ему снилась, как называется местность – вроде бы хорошо знакомая – и едва проступающий в тумане приморский поселок, Хантре вспомнить не мог, но ясно, что это из его жизни до Сонхи. Та девочка выздоровела, после того как Тейзург принес изготовленное магическим способом лекарство. Это впечатление заставило подумать о нем с теплотой: за это ему спасибо, несмотря ни на что, несмотря на «Пьяный перевал» – это важнее всего остального. Но насчет прошлого Хантре он знает больше, чем говорит, и морочит голову.
«Лиргисо, я сыт по горло твоими играми…»
Мелькнувшее имя, под которым он знал Тейзурга в другом мире, тут же выскользнуло из памяти, словно монетка из дырявого кармана. И подумалось: «сыт по горло» – это хорошо бы… Обитателю «странного неудобного мира» без еды не обойтись, поэтому придется ему выбраться из катакомб на городские улицы и раздобыть хотя бы заплесневелую корку хлеба.
Этот город днем и ночью был окутан дымным смогом. Как будто вначале нарисовали дома с узорными балконными решетками, пристроенными снаружи скелетами подъемников и потемневшими от копоти вывесками, да еще фонари, мостовые, паровые экипажи, петляющие по улицам коленчатые трубопроводы, а потом все это покрыли серыми грифельными размывами. Дукон, столицу Бартоги, недаром называли «столицей пара и шестеренок».
Хеледику прислали сюда для промышленного шпионажа: с недавних пор в просвещенном мире возрос интерес к тем областям знания, которые с волшебством не связаны. Тут впереди всех была Бартога с ее фабриками и паровыми машинами. Дукон кишел иностранными агентами – охотниками за технологиями, которым в прежние времена нигде, кроме Бартоги, не придавали особого значения: зачем все это, когда у нас магия? Впрочем, у бартогских инженеров магия тоже шла в дело: агрегаты, работающие на заклинаниях, механизмы в сочетании с волшебными артефактами, производственные процессы, использующие в качестве источника энергии колдовской песок из пустыни Олосохар. Благодаря последнему обстоятельству песчаная ведьма чувствовала себя здесь, как рыба в воде – для нее источником силы тоже был олосохарский песок.
Погруженная в раздумья, она шла по вечерней улице, озаренной газовыми фонарями, которые куда ярче масляных, если только светимость последних не усилена специальными заклинаниями. Белели пышные кружева, выпущенные по здешней моде из-под рукавов жакетки с двумя рядами бронзовых пуговиц: сигнал для грабителей, что барышня из богатых – но тот, кто сунется к ведьме, пусть пеняет на себя.
В «стране пара и шестеренок» белые рубашки и блузки с кружевами были признаком общественного статуса: день поносил – и в стирку, а иной раз переодеваться приходилось дважды-трижды за день. Агент Змейка внедрилась сюда в качестве дальней родственницы бартогского промышленника, завербованного ларвезийской разведкой.
Сейчас она возвращалась с конспиративного совещания группы, в составе которой работала. Вернее, едва успела приступить к работе, а что делать теперь – непонятно. В Ларвезе переворот. Их начальство арестовано. По непроверенной информации, Шеро Крелдону удалось скрыться. Ходят ужасающие слухи об истинном предназначении Накопителей. Весь Сокровенный Круг в тюрьме, отрекшийся от престола король там же. Королевским банком теперь заведует известный мошенник Чавдо Мулмонг. Ларвезой правит новый король – Повелитель Артефактов, в прошлом первый амулетчик Светлейшей Ложи. У крухутаков не спрашивай, и так ясно, что он заполучил некий артефакт, наделивший его почти безграничным могуществом. Из-за воздействия Накопителя в Аленде и ее окрестностях маги лишились силы, но это еще полбеды – хуже то, что король Дирвен взял под контроль все амулеты на обширной территории и дозволяет с ними работать только тем, кто присягнул ему на верность. До Бартоги он не дотянулся, слишком велико расстояние. Пока не дотянулся.
Группа ларвезийских засланцев состояла из мага-руководителя, трех амулетчиков и недавно присоединившейся к ним Хеледики. Магу и амулетчикам в Аленду лучше не возвращаться, другое дело ведьма. Неизвестно, удастся ли ей выйти на господина Шеро, но Хантре и Эдмара она найдет: любая песчаная ведьма без труда отыщет того, с кем хоть раз вступала в интимную связь. Новоиспеченный король распорядился арестовать их – значит, она должна успеть раньше.
– Всего этого больше нет, Шнырь, – с грустью произнес господин Тейзург, лаская пальцами гипсовые лица, звериные морды, цветы, завитки и виноградные лозы, словно они были живыми. – Только здесь оно и осталось, в ваших изнаночных комнатушках, куда людям путь закрыт, хвала за это Госпоже Вероятностей. Я мог бы это восстановить, работа отняла бы немало времени, но я мог бы – если б не Накопитель и не прочие ухмылки рока.
Его худощавое треугольное лицо осунулось, щеки ввалились, острее проступили скулы. Давно не мытые волосы, обрезанные до середины шеи, слиплись в темные сосульки.