— Вот говорят, не так страшна жара, как влажность, — сказал он. Родившись и проведя детство в Северной Калифорнии с ее сравнительно мягким климатом, он считал погоду Западной Виргинии одной из наиболее раздражающих ее особенностей, свыкнуться с которой никак не мог. — Но тому, кто так говорит, видать, не приходилось торчать на девяностоградусной жаре, когда потеешь так, что кожа слазит! Жара она и есть жара, а влажность тут ни при чем. Верно я говорю, Джон?
Торп высился на склоне и молчал, словно ошалел, чего-то нанюхавшись. Еще с десяточек таких безмолвных фигур — и было бы похоже на грядку с овощами.
Ослабив узел галстука, Молья расстегнул верхние пуговицы. Рубашка уже помялась. Мэгги всегда говорила, что каким бы отутюженным он ни выходил из дома, возвращается он весь изжеванный, как будто одетым в постели валялся. Таков удел толстяков. При росте в шесть футов Молья стройностью никогда не отличался, но в молодые годы он был все-таки поспортивнее и в фигуре его бросались в глаза разве что плечи, грудь и ноги. Но перевалив через сорокалетний рубеж, он начал набирать вес, толстея все больше в талии. Жирную складку у него на животе любила теребить Мэгги, называя это «эротическим массажем». Какая уж тут эротика. Похоже скорее на запасную шину, в которую качают воздух. Какую бы то ни было диету он отвергал — слишком любил поесть. Что толку зваться итальянцем, если не интересуешься едой? А если, едва продрав глаза, надо бежать трусцой, так уж лучше оставаться толстым! Утром, взвесившись голым, он получил результат 228 фунтов, и это в его сорок три года!
Сунув платок в задний карман форменных брюк, он обнаружил там солдатика армии конфедератов из геттисбергского музея — солдатика этого он купил для своего сына Тиджея.
— Придется им довольствоваться следами пороха, — сказал он, полагая, что пули для баллистической экспертизы ему не найти. — Ты точно наших никого не видал?
Торп передернул плечами.
— Сам погляди.
Молья поглядел. Согласно оперативной сводке, Берт Куперман позвонил чуть ли не в 3.30 ровно и сообщил, что выезжает по звонку насчет найденного трупа. После этого сообщений от Купермана не поступало. Диспетчер связался с парковой полицией, а Кей вытащил из постели Молью. Слова его, произнесенные врастяжку, с гнусавым южным выговором и услышанные в телефонной трубке, не доставили Молье особого удовольствия, хотя любой женатый человек в такой ситуации мог бы просто рвать и метать. Но Кей действовал так не из пристрастного отношения к Молье. Последний был детективом-оперативником. И все было как положено, если не считать того, что, прибыв на место, Молья нашел там не Купа, а Торпа, заявившего, что ответственный тут он, и расхаживавшего повсюду с хозяйским видом первого лица в государстве. Торп указал Молье на черный «лексус» с сине-белой ламинированной табличкой, делавшей неуместными какие бы то ни было возражения и недовольство и заставлявшей служащих федеральной полиции в их синих форменных куртках с ярко-желтыми буквами суетиться на обрыве, снуя вокруг, как потревоженные шмели над разворошенным гнездом. Покойник был Джо Браник, личный друг, доверенное лицо и помощник по особым поручениям президента США Роберта М. Пика.
Торп передернул плечами.
— Он влез не в свое дело. Парк, уважаемый детектив, — в ведении федеральной полиции.
Молья прикусил язык. Вся эта свара вокруг территориального разграничения полномочий между двумя подразделениями бесила его. Дж. Рэйберн Франклин, шеф чарльзтаунской полиции, не раз остерегал его от ссоры с соперниками; говорил, что все они делают одно общее дело, — словом, молол обычную в таких случаях чепуху. Но сдержанность никогда не была в числе добродетелей Мольи, и сейчас он ощутил в груди жжение, причина которого коренилась вовсе не в итальянской колбасе, а в опыте двадцатилетней службы. Непорядок.
— Разумеется, Джон, но ведь речь идет о возможном убийстве.
— Убийство? — Торп ухмыльнулся. — Мне кажется, убийством тут и не пахнет, детектив. Ни дать ни взять доброе старое самоубийство.
Ухмыляться ему не стоило. Наряду с обжорством Молья унаследовал и итальянский темперамент, который, как и ртуть в градуснике, начав закипать, уже с трудом опускался до начальной отметки. Ухмылку эту Молья воспринял как насмешку «старших» над неуклюжим деревенским простачком.
— Возможно, что и так, Джон, но Куперман же не мог этого знать заранее, не добравшись до места, правда?
— Ну, вообще-то...
— А если это убийство, то оно касается как парковой, так и местной полиции, и вы должны развязать руки местной.
— Развязать руки?
— Так как ответственный — Куперман.
Торп по-прежнему безмятежно помахивал фонариком, разводя туда-сюда стебельки высокой травы, но Молья видел, что лицо его посуровело. Торп спустился сюда по склону и стоял на солнцепеке не для дружеской болтовни. Он беспокоился, что теряет верную добычу, и охранял ее сейчас, как охотник, подстреливший зверя и не желающий выпускать его из рук.
— Не знаю, за что он там ответственный, но сейчас его на месте нет, мы же, в отличие от него, тут как тут, — сказал он, имея в виду парковую полицию. — А значит, по крайней мере остаток утра в полном твоем распоряжении. — И Торп погладил ладонью макушку. — Твое счастье. Не будешь тут жариться, как на сковородке.
— Боюсь, что ты ошибаешься, — сказал Молья, отводя протянутую ему оливковую ветвь. Он нацелился бросить бомбу, а когда это произойдет, то вряд ли кому-нибудь понравится, особенно тем жужжащим наверху шмелям. Что ж, не в первый раз, ему, Тому Молье, не привыкать, единственное, что его беспокоило, так это сосущий голод, который не утихомирит булочка, оставшаяся в бардачке.
— Я хочу сам заняться телом, Джон.
— Чего-чего ты хочешь?
— Заняться телом. Телом должен заняться ответственный.
— Ответственного ты видишь перед собой.
— Ни черта подобного. Обнаружил его Берт Куперман. То есть полиция Чарльзтауна. Тело будет доставлено к коронеру округа.
Лицо Торпа приняло скучающее выражение.
— Куперман отсутствует. И ответственный здесь я.
— Кто тебя сюда вызвал, Джон?
— То есть?
— Ты здесь по звонку паркового диспетчера, так?
— Ну да...
— А кто сообщил парковому диспетчеру?
Он дал вопросу повиснуть в воздухе.
— Ну... — промямлил наконец Торп, видя, что добыча все дальше уплывает от него в кусты.
— Так что тело отправляется к коронеру округа. Таков порядок.
— Порядок? — Торп ткнул пальцем вверх, туда, где начинался обрыв, и опять ухмыльнулся. — И ты собираешься объяснить это им?
— Нет. — И Молья покачал головой. — Вовсе не так. — Торп повернулся к нему. — Им объяснишь ты.
— Что?! — взвился Торп.
— Ты им это объяснишь.
— Черта лысого я им это объясню!
— Черта лысого ты им этого не объяснишь. Тебе перенаправила звонок диспетчерская. В диспетчерскую доложил офицер чарльзтаунской полиции. Тело отправляется к коронеру округа. Если федеральная полиция хочет официальным путем забрать его себе — пусть действует. Пока же мы следуем положенной процедуре. И вы обязаны обеспечить порядок. Это ваш участок. Вы здесь власть. — Молья улыбнулся.
— Ты это серьезно?
— Как приступ стенокардии.
У Торпа была привычка зажмуриваться — так жмурится ребенок, надеясь, открыв глаза, увидеть, что все плохое улетучилось. Торп зажмурился, и веки его затрепетали, как две большие бабочки.
— Брось, Джон. Не так уж это сложно. Не хочешь же ты попасть впросак в таком крупном деле! Чтобы пресса разнесла все это по косточкам, разделала тебя, как рождественскую индейку! И не сваливай на меня возню с федералами. Порядок нарушил ты, и они захотят знать почему. Они забросают тебя вопросами и загрузят бумажной волокитой по самые уши, так что до самого вторника тебе хватит.