Нум присутствовал на празднике, но не принимал участия в развлечениях. Он хмуро наблюдал, как маленькая Цилла с увлечением отплясывает веселый танец в паре с младшим сыном вождя Малахов, долговязым подростком лет шестнадцати, верхнюю губу которого уже оттенял первый темный пушок. К девочке снова вернулась ее природная жизнерадостность, и она от души веселилась.
Закончив танец, Цилла, сияя улыбкой, подбежала к Нуму, чтобы спросить, как он себя чувствует и весело ли ему? Но Нум, лежавший с самого утра в тени раскидистого каштана, с кислым видом что-то буркнул ей в ответ. Цилла только досадливо сморщила носик, повернулась спиной к приятелю и убежала. Ну и пусть!
Нет, Нуму совсем не было весело! Распухшая лодыжка причиняла мальчику мучительную боль, и никого из близких это, по-видимому, не трогало. Отец и старшие братья, окруженные большой группой воинов и охотников, оживленно беседовали с вождем Малахов Тани. Женщины громко смеялись и тараторили, как сороки, сидя на корточках вокруг весело пылавшего костра и лакомясь сочными плодами, ягодами и медом диких пчел. Молодые девушки и подростки, ровесники Циллы и Нума, плясали как одержимые, выбивая дробь на самодельных барабанах из звериных шкур. Старики и старухи смотрели на них, покачивая в такт убеленными сединой головами, и задумчиво улыбались, должно быть вспоминая свою далекую юность.
Что же касается Абахо, то он, приложив компресс из целебных трав к больной ноге Нума, внезапно исчез. Нум догадывался, что Мудрый Старец решил посетить местную Священную Пещеру в сопровождении Главного Колдуна Малахов, маленького человечка с острым взглядом лукавых глаз, которые словно подсмеивались над всеми.
«И надо мной в первую очередь! — думал обиженно Нум. — Абахо, наверное, сказал ему, что собирается сделать меня своим преемником, а он находит, что у меня не слишком подходящий вид для будущего Главного Колдуна племени».
Даже мать Нума Мамма и та забыла о больном сыне. Она встретила подругу своей юности, вышедшую замуж за одного из воинов племени Малахов. Подругу звали Рама. Обе женщины наперебой рассказывали друг другу о своей жизни, смеясь украдкой, как молоденькие девушки, и прикрывая рот смуглой ладонью. За спиной Рамы, завернутый в мягкую оленью шкуру и привязанный сыромятными ремнями, крепко спал пухлый младенец. Он сонно поматывал головкой и чмокал во сне губами. Мамма не уставала восхищаться красотой и цветущим видом новорожденного; Нум же находил ребенка весьма безобразным. «Воображаю, каким противным, пронзительным голосом закричит этот жирный поросенок, если его разбудить! — сердито думал Нум. — Мамме лучше было бы поинтересоваться собственным сыном, который так одинок и так ужасно страдает!»
В какой-то момент Нуму вдруг захотелось встать и присоединиться к обеим женщинам. Он мог бы вытянуться на траве у ног матери и положить голову ей на колени. Пусть Мамма коснется своей теплой рукой его лба, пусть погладит его по голове, поворошит пальцами его волосы, как делала когда-то давно, когда он был еще совсем маленьким…
Но чтобы подойти к матери, Нуму нужно было подняться на ноги и пересечь площадку, где лихо отплясывали подростки и девушки. И тогда все увидят, как сильно он хромает. Сын Тани, этот верзила с намеком на будущие усы, начнет еще, чего доброго, передразнивать его ковыляющую походку, и Цилла, разумеется, будет смеяться вместе с ним. Нет, Нуму лучше остаться здесь, под сенью старого каштана!
Время от времени с дерева слетал сухой желтый лист, медленно кружил несколько секунд в воздухе и ложился, словно нехотя, на влажную землю, где ему предстояло сгнить.
Нум следил печальным взором за падением мертвых листьев и думал, что никогда на свете не было еще человека более несчастного, чем он.
Глава VI
В СВЯЩЕННОЙ ПЕЩЕРЕ
Отдохнув два дня у дружественных Малахов, племя Мадаев отправилось дальше и в несколько переходов достигло наконец родных пещер.
Погода заметно улучшилась. Свежий ветер гнал по небу легкие облачка, летевшие с севера вместе с последними стаями перелетных птиц. По утрам земля вокруг пещеры была белой от инея, совершенно преображавшего окрестный пейзаж. На фоне этой сверкающей белизны береговые утесы, розовевшие в лучах восходящего солнца, казались еще выше. По склонам скал чернели входы в многочисленные пещеры. Одни находились у самого подножия утесов, почти на уровне Красной реки, как та, где жил Нум, другие — повыше, а пещера, служившая приютом мудрому Старцу Абахо, была на крутой вершине утеса.