А Руламан за это время не только научился хорошо говорить по-калатски, но стал понемногу понимать обычаи и образ жизни калатского народа. Его поражали знания и прочный порядок, господствовавший среди его врагов. С другой стороны, Кандо пленялся рассказами Руламана о подвигах и храбрости айматов на охоте, удивлялся уму, ловкости и мужеству этого народа.
Молодой калат делал попытку выучиться айматскому языку, чтобы завоевать себе, как он говорил, расположение старухи. Язык этот был очень прост, и Руламан с удовольствием учил ему приятеля.
Кандо очень удивился, узнав, что счет айматов доходил только до пятидесяти и всякое большое количество обозначалось словами «пятьдесят и пятьдесят».
Странно было видеть этих двух юношей, одного с белым, а другого с желтым лицом, когда они, сидя со своей собакой у отверстия пещеры, начинали петь калатскую песню, которую пела когда-то Вельда.
Оба юноши были счастливы в своем одиночестве, и это счастье давала им их тесная дружба. Но Кандо часто вспоминал о своей сестре, оставшейся одинокой в долине Нуфе под надзором старого друида; на него нападала порой тяжелая грусть, и тогда оба они чувствовали, что день их разлуки приближается.
— О, если бы ты мог пойти со мной на гору Нуфу! — сказал однажды Кандо. — Как мы были бы счастливы все трое вместе! Мы управляли бы, как братья, нашим народом, так как ты ведь знаешь, что еще много айматских женщин и детей живет среди калатов. Но пока друид жив, мы должны держать в тайне нашу дружбу.
— А что ты скажешь друиду о том, где ты прожил все это время? — спросил Руламан.
— Я ему отвечу, что это моя тайна и он не должен добиваться от меня, где я был, — отвечал Кандо серьезно. — Еще недавно я был его учеником и слушался его, как дитя. После смерти отца он меня сделал князем, но продолжал самовластно править народом. Теперь я муж, как говорите вы, айматы, и я буду княжить сам, и калаты будут на моей стороне, так как меня они любят.
— Друид приставит людей, которые проследят за тобой, и они найдут пещеру Стаффа!
— Мы будем встречаться в другом месте.
— Хорошо! Я покажу тебе одно место, которое никто не откроет. Там мы будем видеться через каждые пять дней.
— Нельзя ли мне привести с собой сестру и показать ей моего спасителя и брата? От нее у меня нет никаких тайн.
— Скажи своей сестре, что три раза в жизни у меня сердце дрожало от радости: в первый раз — когда я получил копье после того, как спас жизнь отцу в борьбе с буррией; во второй раз — когда после борьбы с медведицей мой верный Обу очнулся и открыл глаза; в третий раз — когда Вельда пела песню калатов в долине Нуфе.
Наконец был назначен день расставания — это было серое зимнее утро. Старая Парра обняла на прощание собаку. Когда Кандо протянул ей руку, она покачала головой, провела рукой по своим белым волосам, выдернула из них прядь и прокричала громко:
— Отнеси мои волосы вашему друиду и скажи ему, что старуха, сидевшая под тисом, жива и ненавидит его.
Руламан и Кандо поменялись на прощание луками, по старинному обычаю айматов, и вышли из пещеры. По дороге Руламан показал другу посредине густого, едва проходимого леса пустую пещеру. Это был старый грот, откуда они выгнали когда-то медведя для погребального пира по Руле. Тут они назначили друг другу день и место свиданий и расстались.
Взобравшись на вершину горного кряжа, Кандо пропел одну строфу калатской песни; Руламан ответил ему из долины.
Как только Кандо достиг долины Нуфы, его собака побежала вперед, как бы желая известить Вельду о приходе ее брата. Вельда взглянула вниз с холма, узнала брата и бросилась к нему навстречу. Она плакала от радости, засыпала брата вопросами и горько жаловалась ему на свою судьбу.
Потом она сбегала домой и принесла ему молока. Кандо с удивлением спросил сестру:
— Где же телохранители? Почему княжеский дом кажется таким пустым и заброшенным?
— Друид построил свой собственный дом там, на горе Нуфе, и взял телохранителей к себе, — отвечала Вельда, — а также отцовский меч из небесного камня, и священный щит, и многое другое он отобрал себе. Ах, я боюсь, что он не обрадуется, когда увидит тебя. Когда ты в тот ужасный вечер не вернулся, он запретил мне извещать об этом народ. Три дня я искала тебя одна, бегая в смертельной тоске по лесу, и звала тебя по имени с утра до вечера, пока не выбилась из сил и не потеряла надежду видеть тебя живым. Между тем стало известно народу, что ты пропал, и только тогда друид приказал тебя искать. Когда же на восьмой день они не нашли твоих следов, он отпраздновал по тебе тризну. Принесли в жертву мальчика и сожгли его на костре вместо тебя. Твоего верного коня, который вынес тебя из оленьего стада на равнине Кадде, он велел замуровать в твой склеп. О, это была страшная ночь, такая же ночь, как во время праздника Бэла! Весь народ плакал и звал тебя. Друид принудил меня присутствовать на сожжении трупа; чтобы утешить меня, он сказал, что чужеземный сын вождя придет и возьмет меня в жены: это объявил ему будто бы сам Бэл.
— Он сказал правду, — перебил Кандо сестру, — чужеземный вождь придет и возьмет тебя в жены, и я знаю, кто это, Вельда! Я стою на дороге друида. Но я решил сам управлять народом: сегодня же я отправлюсь наверх к нему и передам ему свою волю!
Радостная весть о том, что Кандо вернулся, быстро распространилась в долине. Мужчины, женщины и дети собрались вокруг княжеского дома, чтобы посмотреть на своего вождя. Кандо вышел к ним, и толпа радостно и шумно приветствовала его.
— Приведите мне лошадь: я поеду к друиду! — закричал он и вскоре, окруженный ликующим народом, поскакал по извилистой дороге в гору.
Долго оставался он там наедине с друидом, и, когда вышел, на поясе его был меч, а в руках щит отца. Вскочив на лошадь, он приказал телохранителям следовать за собой и поехал к сестре.
Каждый день видели калаты, как Кандо и Вельда то пешком, то на лошадях уезжали из дому. Кандо строго запрещал кому-нибудь следовать за собой.
С нетерпением ждал их всегда верный друг из Стаффы, и сколько счастливых часов проводили они вместе! Вельда никогда не забывала принести для Парры молока, хлеба и сыра.
Наступила весна. Друзья все дольше и дольше засиживались в одиноком гроте и наконец нашли возможным исполнить давнишнее желание Вельды: посетить пещеру Стаффы, где ее брат нашел себе приют и спасение.
Руламан украсил к приему Вельды пещеру. По стенам ее он поставил свежие сосны, зелень которых придавала веселый вид мрачному своду и наполняла его ароматным запахом. Радостно поспешил он навстречу гостям и нашел их у входа в долину, где Кандо упал со скалы. Он показал Вельде издали отверстие в Стаффу, которое темным пятном виднелось на сером фоне скал. Желая показать свое мужество, Вельда весело пошла по узкому, покрытому дерном уступу над самой пропастью. Как на крыльях взобрался Руламан по сучьям дерева, служившего ему лестницей, и подал руку Вельде; через минуту девушка была уже наверху. Сойдя в пещеру, Вельда огляделась: пещера ей показалась более жилой, чем она думала. Она подошла к Парре, подала ей руку и протянула ей букет из лесных цветов. Старуха приветливо взяла ее руку; она примирилась и с Кандо, узнав, что он и друид стали врагами.
Лишь поздно ночью вернулись Кандо и Вельда в долину Нуфу.
Глава XXX
ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ПАРРЫ
Парра сидела у отверстия пещеры и грелась под теплыми лучами июньского солнца. Руламан отправился рано утром на охоту и только вечером вернулся домой, усталый, настреляв немного дичи. Он радовался приближению следующего дня, так как в этот день было назначено его свидание с друзьями. Он обещал Вельде медвежонка, и вот, после долгих поисков, он нашел у покинутой пещеры Налли следы старой медведицы с медвежатами. Это было неподалеку от яблони, под которой он и Обу убили пестуна. Обу! Ара! Давно ли он делил с ними и горе и радость, а теперь калатский вождь и его сестра стали его друзьями! Не было ли это изменой дорогим умершим друзьям и оскорблением их памяти?