Я вернулась к стойбищу поискать инструменты и наконечники копий. Мне пришло в голову самой построить плот и попытаться достичь болот. Я подумала: а вдруг ты все еще где-то в стране шарикту — если остался жив, конечно. К тому же предполагаемый маршрут спасения все равно вел в низовья реки. Мне слабо верилось в удачу, но я обязана была хотя бы попытаться. Затем появились шарикту, и вот я здесь.
Ева зевнула и, прежде чем Рас успел задать хотя бы один вопрос, провалилась в сон. Он пожелал спокойной ночи стражам, с тревогой прислушивавшимся к непонятной беседе. Проснувшись на рассвете, долго ждал запоздавшего завтрака — похоже, рабы, пользуясь отсутствием накануне хозяев, тоже не упустили случая гульнуть в свое удовольствие. Ева спала еще несколько часов; разбудили ее неугомонные мухи. Нимало не смущаясь присутствием Раса, она воспользовалась посудиной — куда только подевалась давешняя стыдливость? Нормальная еда и сон уже пошли ей на пользу — круги под глазами почти сошли на нет.
Рас задал Еве вопрос, с вечера вертевшийся на кончике языка:
— Когда Гилак захватил тебя, он уже несколько дней обходился без женщины. И он достаточно бесцеремонен по сравнению со мной. Ты спала с ним?
— Нет. Хоть я и не понимала, о чем они говорят, но по некоторым признакам догадалась, что Гилак обсуждал это со своими людьми. Думаю, солдат мне нечего было опасаться — они сами меня боялись. А возможные такого сорта поползновения со стороны Гилака я предвосхитила, дав им понять, что нечиста. Мне казалось, что шарикту, как все отсталые народы, соблюдают подобное табу. И я не ошиблась. Увидев, что я пользуюсь клочком рубашки как тампоном, они начали сторониться меня, стараясь вообще не прикасаться. А в конце каждого дня Гилак устраивал церемонию очищения — из-за меня, по-моему. Вот так вот.
Глава 16. Побег
Черная лужица под Биджагу сперва была почти незаметна. Она росла помаленьку, словно душа капля за каплей, подобно струйкам дождя с края крыши, покидала тело. Эти черные капли были беззвучны как тени. И с каждой каплей, казалось, испаряется плоть под кожей Биджагу, и кости прорываются наружу, на ясное солнышко. Глаза, потеснив уже, наверное, мозг, ввалились еще глубже. Лучик каждого нового рассвета согревал Биджагу все слабее и слабее, не порождая в нем никакого отклика.
— Биджагу! — взывал к нему Рас. — Не помирай! Не уклоняйся от поединка! Я должен своими руками убить тебя, свернуть тебе шею живому!
Биджагу не подавал признаков жизни. Его нижняя челюсть отвисла, и мухи спокойно заползали в рот, путешествовали по немигающим глазам.
— Что ты говорил сейчас? — спросил, подходя ближе, Гилак. Рас повторил, и король милостиво улыбнулся: — Ладно. Сегодня я добрый. Я дозволяю тебе прикончить твоего врага.
Гилак хлопнул в ладоши и отдал приказ. Копейщики выстроились дугой возле клетки Раса. Раб долго возился с тугими узлами запоров, и Гилак, отослав того в нетерпении прочь, разрубил веревки мечом. Распахнув дверцу, король отступил за спины воинов.
Рас медленно выбирался из клетки. Ошеломленный, он никак не мог взять в толк, что получил вожделенную возможность убить Биджагу.
— Ты должен радоваться — теперь ты можешь осуществить свою месть! — сказал король.
— Это как-то неожиданно, — промямлил Рас. — И Биджагу… он ведь даже не почувствует. Я надеялся сразиться с ним, полным сил, чтобы он понял: настал час расплаты… Но сейчас…
— Так ты не хочешь его убивать?
— Это мой долг… — ответил Рас нерешительно. Гилак, закатив глаза, расхохотался.
— Это ведь не похоже на убийство леопарда, задравшего твоих близких, — рассудил Рас. — Когда убиваешь зверя, нет к нему ненависти. Зверь есть зверь, и он делает, что ему назначено природой. Биджагу сейчас даже и не зверь. Он ничто, пустое место.
— Почему ты не сказал мне этого раньше, пока я не испортил отличные веревки? — спросил Гилак. — Зачем ты прожужжал мне все уши своей жаждой мести?
— Знаешь, это похоже на спуск с крутого песчаного обрыва, — заметил Рас. — Ты уже передумал, ты хочешь вернуться назад, но тебя все несет и несет вниз.
Гилак нахмурился и закусил губу. Затем улыбнулся и отправил Раса назад в клетку. Запоры на двери заменили на новые. Зрители, включая мать короля и его жен, выглядели разочарованными в своих ожиданиях. Гилак продолжил разговор уже через решетку:
— Я давал тебе шанс. Больше не получишь, даже если снова передумаешь. Мне казалось, тебе нужна смерть вонсу, чтобы успокоить души родителей. Ты отказался. Я беру твой долг на себя.
Гилак отдал приказ, и в клетку Биджагу вошли два воина.
— Что ты собираешься с ним делать? — спросил Рас короля.
— Увы, Бастмааса еще не проголодался, — ответил Гилак. — Всего три дня, как он получил Татниса. Но если потянуть еще немного, вонсу попросту не доживет.
— Вы швырнете Биджагу в бассейн? — заключил Рас.
— Завтра. До того, как солнце коснется гор на закате. Но сначала мы проведем установленную церемонию, а на ночь оставим вонсу на платформе над бассейном. Пусть Бастмааса хорошенько рассмотрит наше приношение.
Четверо королевских родичей с трудом вынесли из покоев резной трон лимонного дерева, трон, весь изукрашенный барельефами крокодилов. На него усадили Биджагу, тот почти завалился набок.
Грянули барабаны, завизжали волынки; воины ударили по щитам копьями. Парадный строй сформировался по-походному быстро, но в строгом соответствии с регламентом. Королевский глашатай возглавил марш сквозь большие ворота; в двенадцати шагах за ним с мечом, крепко сжатым двумя руками прямо перед лицом, печатал шаг король.
Следом подняли трон с Биджагу. Когда трон почти поравнялся с воротами, Биджагу вдруг конвульсивно задергался и невероятным усилием выпрямил спину. Его крик был так страшен, что волынки и барабаны, сбившись с ритма, смолкли. Гилак резко обернулся.
Голос Биджагу был негромок и слаб по сравнению с ужасным криком. Но Рас расслышал его.
— Лазазу Тайгади! Ты слышишь меня?
Голова Биджагу откинулась на высокую резную спинку, глаза уставились прямо на солнце.
— Я слышу тебя, Биджагу! — крикнул в ответ Рас. Голос Биджагу пресекался от слабости, и если бы не гробовое молчание — словно перед шарикту предстал во плоти сам дьявол, — Рас так бы ничего и не услышал.
— Я не убивал твоих родителей! Никто из вонсу не убивал их! Ты должен…
— А кто убил? — выкрикнул Рас. — Кто убил их, Биджагу?
Ответа он не дождался. Биджагу обмяк с громким стоном, точно волынка, из которой выпустили последний воздух. Все четверо носильщиков пошатнулись от страха, но трон удержали.
Гилак в нарушение ритуала вернулся назад, к клеткам.
— У вонсу, по-моему, не оставалось уже причин для лжи, — сказал он.
— Он солгал, — выдохнул Рас, — он не мог не солгать!
Гилак коротко хохотнул:
— Ты перебил вонсу в отместку за то, чего они вовсе и не делали!
Рас внимательно вгляделся сквозь прутья решетки в лицо короля. И Гилак, и все, кто стоял за ним, внезапно подернулись сумеречной пеленой, как при солнечном затмении. В ушах зашумело, грудь сдавило удушье.
— Этот смех будет стоить тебе жизни, — процедил Рас.
— Ты еще не устал от убийств? — поинтересовался король. И, продолжая смеяться, он мановением руки возобновил прерванное шествие.
Только королева-мать приняла всерьез угрозу Раса. До тех самых пор пока стул, на котором ее несли рабы, не скрылся за косогором, она не отрывала взгляда от пленника.