В Прагу мы въехали как раз мимо угла дома, где сейчас находимся, «У двух подсвечников».
По правую руку в ослепительных лучах июльского дня мы увидели собор, ниже – каменный мост над сверкающей рекой, Градчаны, остров, бредущее по лазурно-вермелевому небу стадо облаков. Замок был не похож на Кронборг. Я поглядел на его высокие стены, вздымающиеся над холмом, словно бок огромного корабля, и нашел, что он выглядит зловеще.
Настроение хозяина передалось мне. Встреча с императором пугала его куда больше, чем он хотел показать. Его мучил страх унижения. Если наперекор всем посулам ему не удастся снискать в этом городе привилегии, утраченные в Дании, придется смириться с лишениями. Средства, что хранились у него в Копенгагене, были слишком скудны, они не позволят долго вести тот образ жизни, к какому он привык. Заем, данный герцогу Мекленбургскому, все еще не был возвращен, и он просил продать дом на улице Красильщиков, чтобы возместить эти недостающие пятнадцать тысяч талеров. Его сестра София могла хоть из кожи вон вылезти, ища покупателя, – он требовал слишком высокую цену. Гвэн еще давал ему часть пошлины, выплачиваемой судами, пересекающими Эресунн. Но вскоре король Христиан и ее отобрал. На то, чтобы выдать замуж дочерей и обеспечить свою семью, у господина Тихо теперь не оставалось ничего, надеяться он мог лишь на благотворительность своих друзей да на ренту, которую ему, возможно, предоставит курфюрст Бранденбургский, чтобы получить право выказывать ему свое презрение и использовать в качестве астролога.
Наступил тот предполуденный час, когда знаменитому Браге настала пора приготовиться к встрече с императором Рудольфом Габсбургом. Это происходило в доме его друга Гайека. Моего хозяина обуял сильнейший страх, стоя перед зеркалом, он подумал, что сейчас лишится чувств. Его весьма заботило, как бы не уронить свой нос в присутствии первого из европейских принцев, поэтому он отказался от вермелевого колпачка в пользу другого, медного, этот был полегче и позволял хотя бы улыбаться, сколько угодно.
– Как тебе кажется? – спросил он.
– Вам замечательно идет, – отвечал я.
– Тебя не о наряде спрашивают, скажи лучше, какой прием готовит мне император.
– Разве я вам не говорил, что вижу вас сидящим рядом с ним и наблюдающим за состязанием в метании копья? Стало быть, вы поладите как нельзя лучше.
Он надел оранжево-зеленый камзол в косую полоску с пуговицами из золоченого серебра, накинул легкий, короткий черный плащ с зелеными и золотыми фестонами и белой атласной подкладкой (одеяние не подходило ему по возрасту, но такие фасоны были в большой моде при богемском дворе). К этому он прибавил новый воротник, серые чулки, орден Слона и легкую шляпу с черным пером. Брадобрей, вызванный второпях, сумел придать его кустистым усищам более сносную форму.
Когда бедноватый, еще с Гвэна вывезенный экипаж, расписанный зеленой краской, с красным гербом, снабженный украшения ради механическим устройством для счета, давним изобретением искусника Яхинова, тронулся с места и покатил ко дворцу, Сеньор до такой степени утратил свою грозную надменность, что его дочь Магдалена не преминула впоследствии описать эту метаморфозу и даже была немножко тронута.
Супруга Гайека и две его снохи до вечера развлекали и поддерживали трех женщин Браге. Они сожалели об отсутствии сиятельной дамы Кирстен и ее младших дочек, оставшихся в Дрездене с половиной прислуги. (Что до второй половины, они томились в ожидании неподалеку от города, на месте нашей последней стоянки.) Хальдор отправился во дворец вместе с хозяином. Тюге с Гайеком сели в карету и поехали в монастырь капуцинов. Что до меня, я отпустил свою душу побродить у реки, доверившись судьбе дома Браге, но дивясь, почему город, увиденный во сне, где был и мой господин, вовсе не походил на тот, что предстал передо мной теперь.
Когда Сеньор вернулся, мы догадались по его лицу, что ему, похоже, пришлось удовлетвориться новыми обещаниями.
– Вы видели императора? – спросила Магдалена.
– Это произойдет очень скоро, – молвил он. – Меня принял Барвиц, его секретарь, я хотел передать ему мои рекомендации от курфюрста Кёльнского и герцога Мекленбургского. Завтра он сообщит, кому мне надлежит их вручить.
– Стало быть, вы потратили три часа, готовясь к тому, чтобы потолковать с секретарем?
Жена Гайека знаком велела ей помолчать. Обед прошел тягостно, все были подавлены. Мой Господин в глубине души мнил, что император примет его без промедления, хотя теперь утверждал обратное. Ему было совершенно ясно, сказал он нам, что придется подождать несколько дней. Назавтра, в первом часу, он стащил меня с соломенного тюфяка, где я спал у его дверей, на лестнице, ведущей к спальне четы Гайеков. Он втолкнул меня в комнату, отведенную ему, и, затолкав в нишу с узким окошком, выходящим на крышу, церкви, прошипел: