Стало быть, если после этой роскошной свадьбы никто из датской знати не возвратится к королю Христиану IV, чтобы поведать о том, в каких обидах Тихо Браге винит Данию, и описать щедроты и привилегии, коими он отныне пользуется благодаря властителю Священной Империи, на что тогда годится его триумф?
Но по крайней мере он не упал на лестнице, прижимая руку к животу, как привиделось мне в грезах, и я очень радовался, думая, что он избежал злой участи. Когда празднество закончилось, я возблагодарил Христа.
Однако же на другое утро, возвратившись к Прокопу и бродя с ним по узким улочкам в час, когда белошвейки с пустыми ведрами спешат за водой, я признался старому портному, что грущу в разлуке с господином. А император рано или поздно все равно проведает о существовании моего брата. Мне хотелось бы вернуться в замок Курца.
«Позволь мне прежде потолковать с твоим Сеньором», – сказал мне Прокоп.
И он отправился туда, намереваясь повергнуть к его стопам хитроумный замысел, которым уже успел поделиться со мной: если я явлюсь ко двору якобы затем, чтобы доставить туда заказанные портному наряды, я мог бы продемонстрировать императору свой дар предсказателя, не привлекая внимания Совета, и в дальнейшем остаться при господине Браге в качестве ученика.
В ответ мой хозяин обвинил портного в том, что ценой этой хитрости он надеется привлечь заказчиков из числа придворных, Прокоп же возразил, что они есть у него и так. Тогда Сеньор сказал, что ничего против этого не имеет. И даже нашел, что предложенный план великолепен. Тем не менее он до самой осени все не мог решиться завести речь обо мне и отважился на это лишь тогда, когда узнал о кончине своего приятеля Гайека.
Старого алхимика хоронили в дождливый, грозовой день. Его жена и дочери бросали в реку цветы. Возвращаясь оттуда к своей карете, мой господин, омываемый струями ливня, приказал мне прийти переночевать в его замок, там он рассчитывает прибегнуть к моим колдовским талантам, чтобы найти лекарство от болезни императора.
Я попрощался с Прокопом, не преминув пообещать, что скоро вернусь, и к вечеру меня уже снова поселили в замке Курца, где мне предстояло ночевать то в спальне хозяина, то в каморке со слуховым окном, расположенной над подвальной лестницей.
В первый же вечер, засыпая, я вновь увидел тот неведомый град, что некогда созерцал вместе с Сеньором и принял за столицу Богемии, сей небесный Иерусалим, чьи кровли казались хрустальными. Но на сей раз он мне примерещился на берегу призрачного острова посреди Эресунна. Под ногами у нас был мост длиной в четыре фьердингвая. Красные и белые маячные огни тянулись перед моими глазами, словно процессия муравьев на речном берегу. Порт, куда заходили корабли без мачт, сиял холодным светом Исландии.
Проснувшись, я услышал знакомый кашель, доносившийся из сводчатого коридора, куда выходил кабинет моего господина. Он так и не сомкнул глаз. Гайек, умирая, завещал ему не только часть своих книг, но и все алхимические ингредиенты, рецепты и приспособления своего искусства. Перегонные кубы и весы всю неделю перевозили в его подземную лабораторию. Второй погреб также отперли и очистили от загромождавших его предметов.
При этом была обнаружена тайная галерея. Слуги говорили, что она соединяет дом Курца с замком Шварценберг. Как я уже говорил, после смерти моего господина ходили слухи, будто сам император пользовался ею, чтобы посещать Тихо Браге, оставаясь незамеченным, но ничего подобного он не делал. Будь это правдой, я первый стал бы тому свидетелем. И кто бы ни говорил также, что он якобы служил черные мессы и приносил в жертву детей, все это сплошная клевета.
Единственным Минотавром сего подземелья был лакей Хальдор. Он там частенько спал. Оттуда сильно тянуло уксусом и ртутью, благо это весьма сходные запахи. Иногда там появлялись ученики, неизвестно как туда спустившиеся, да и какой дорогой они выходили, тоже никто не видал. Кроме обширной шахты, снабженной лестницей и прикрытой каменной крышкой, там еще имелся вход, окольным путем ведущий в подземелье с улицы. По нему можно было провозить вниз тяжелые предметы. Этим же ходом пользовались работники всякого рода, проходя из парка в кабинет моего господина. Некоторые астрономические приборы, вывезенные с Гвэна, были установлены там в овальных нишах, прикрытые тканью и так добротно заколоченные в деревянные ящики, что это напоминало череду каменных саркофагов.