– А что княгиня?
– Она пришла в ярость от наглости чародея и велела своим охоронцам вышвырнуть его на улицу. Трое ратников бросились к чародею, но он махнул рукою – и ратники разлетелись в стороны, будто их сдуло ветром. Потом Пастырь взглянул на княгиню и сказал, что скоро она сама придет к нему. Потом повернулся к двери и ушел. Так все и кончилось.
Глеб обдумал слова юнца, затем уточнил:
– И что же, княгиня с князем больше не делали попыток взять Пастыря в полон?
Юный ловчий отрицательно качнул головой:
– Нет. Пастырь остался в городе, в «уграйских кущах». Сказывают, что в пастве его уже семь сотен человек. А то и больше.
– И все они живут в этих «кущах»?
– Нет, не все. Там человек сто. Остальные приходят к Пастырю на проповеди. Да он и сам часто ходит по Хлынь-граду. Исцеляет больных, чистит колодцы, простирая над ним длань. Да много еще чего. Народ потянулся к нему со всего княжества. Приезжают сами, привозят больных да увечных.
– Ясно. И зачем тебе понадобился Пастырь?
Несколько мгновений Бровик молчал, недоверчиво поглядывая на Глеба, затем спросил, понизив голос почти до шепота:
– Если скажу, никому не проболтаешься?
– Нет.
– В его «кущах» живет дочь одного купца. Когда Пастырь проходил по их улице, она покинула родной дом и ушла за ним. Купец поручил мне вернуть девку домой.
Парень отломил кусочек леща и задумчиво бросил его в рот. Глеб обратил внимание на то, какие тонкие у него пальцы. Должно быть, ловчий был еще младше, чем выглядел. Лет семнадцать, наверное, не больше.
– Значит, ты профессионал.
– Чего?
– Твое ремесло – ловля беглецов, так?
– Так. Я ведь ловчий.
– Но вряд ли Пастырь согласится отдать молодую купчиху по доброй воле. По дороге в город я услышал про белого чародея много интересного. Говорят, тех, кто ему прекословит, он жестоко наказывает. Некоторые из них даже умирают – от неведомых хворей.
– Я тоже про это слышал, – кивнул Бровик. – Но, как ты сам только что сказал, мое ремесло – ловить беглецов и наказывать похитителей и укрывателей. Так что за меня не волнуйся, уж с одним чародеем я как-нибудь справлюсь.
Внезапно Глебу стало жаль парня, что в последнее время случалось с ним крайне редко. Он давно привык к тому, что человек легко уязвим, а человеческий организм хрупок и недолговечен. Однако смелость, даже такая отчаянная и глупая, как у этого парня, всегда вызывала у Глеба уважение.
Что, если попытаться отговорить парня? Вряд ли он поддастся на уговоры. Но попробовать-то можно?
– Послушай, Бровик, – начал Глеб. – Я неплохо знаю этот город и здешние обычаи. Ты отважный и сильный парень, однако не думаю, что тебе стоит…
– Он идет! – выдохнул ловчий, уставившись на что-то поверх головы Глеба.
За спиной у Глеба скрипнула дверь, и послышался нестройный гул голосов.
4
– Пастырь со своей свитой, – тихим, нервным голосом произнес Бровик. – Он уже здесь.
Юнец откинул полу плаща и положил руку на рукоять меча. Глеб нахмурился. Ему необязательно было оборачиваться, чтобы понять – белого чародея сопровождает не меньше полудюжины человек. И если все так, как говорит Бровик, любой из этих людей с радостью отдаст за своего Пастыря жизнь.
Воевать с фанатиками – дело неблагодарное и опасное. Этих ребят тростиной не перешибешь. Будут бить и кусать тебя, пока живы.
– Послушай, ловчий, – снова обратился к юнцу Глеб. – Ты не должен этого делать. Этот Пастырь…
– Не пытайся меня остановить, – быстро сказал Бровик, наблюдая за Пастырем сверкающими от возбуждения глазами.
А за спиной Глеба хозяин кружала уже рассыпался в любезностях.
– Милости прошу в мое заведение, Пастырь! Усаживайся за стол, а уж я тебя угощу на славу!
– Спасибо на добром слове, хозяин, – ответил целовальнику спокойный, властный голос.
Глеб глянул через плечо. Пастырь был именно таким, каким его описывали купцы, с которыми Глеб въехал в город. Роста чуть выше среднего, сложения обычного. Одет Пастырь был в белоснежный балахон, а лицо его, так же как лицо Глеба, было скрыто под наголовником-капюшоном.
Бровик быстро поднялся из-за стола, пригнул голову и двинулся к выходу. На полпути он вдруг резко взял вправо, выхватил из ножен меч и приставил его к горлу белого чародея. Люди Пастыря выхватили мечи и двинулись с места, но Пастырь жестом остановил их.
– Не торопитесь! – спокойно и громко приказал он. Затем обратился к Бровику: – Что тебе нужно, мальчик?
– В твоей пастве есть девка, – резко проговорил мальчишка-ловчий. – Зовут Жилена. Ее отец хочет, чтобы она вернулась домой.
– А ты ей кто? – спросил Пастырь. Голос его по-прежнему звучал спокойно и властно.
– Не важно! Я хочу увести Жилену с собой!
– Хорошо, мальчик. Хорошо. Но ты ведь видишь, что сейчас ее со мной нет.
– Пошли кого-нибудь из твоих холопов! Пусть приведут! До «уграйской кущи» чуть больше версты! Если поторопятся, мигом обернутся!
Пастырь молчал – очевидно, обдумывал слова Бровика.
– Ну! – поторопил его юнец. – Делай, что говорю, не то зарежу!
– Вук, – негромко окликнул Пастырь одного из своих людей. – Будь так добр, сходи за Жиленой.
Один из общинников выступил вперед и кивнул.
– Сделаю, отче!
Он развернулся и быстро вышел из кружала.
– Ну вот, – вновь заговорил Пастырь, обращаясь к ловчему. – Вук убежал за девкой. Теперь ты можешь опустить меч.
– И не подумаю! Сперва пусть твой холоп приведет Жилену!
– Что ж… Тогда мне придется кое-что тебе показать. Ты позволишь мне снять наголовник?
– Зачем?
– Здесь жарко. А ждать, быть может, придется дольше, чем мы предполагаем.
Несколько мгновений парень раздумывал, затем сказал:
– Валяй, снимай. Но если вздумаешь дурить мне голову – я тебя зарежу.
Пастырь поднял руки к голове и изящным, величественным жестом снял с головы капюшон. Теперь Глеб смог хорошенько его рассмотреть. Лицо Пастыря было светлокожее и гладкое, словно резец времени ни оставил на нем ни царапин, ни вмятин. И, однако же, оно не казалось молодым. Это лицо – чуть вытянутое, светлоглазое и светлобородое – было словно нарисовано на блестящем листе бумаги. От него так и веяло искусственностью, и от этого Глебу сделалось слегка не по себе.
Пока Глеб разглядывал Пастыря, с ловчим Бровиком что-то случилось. Он вдруг задрожал и опустил меч. Затем сделал шаг назад, наткнулся на стол и вдруг бухнулся на колени.
– Отче… – проговорил он высоким, звенящим голосом, глядя на Пастыря снизу-вверх. – Отче, умоляю…
Белый чародей медленно повернулся и взглянул на юнца.
– Ты посмел поднять на меня меч, – проговорил он ровным, спокойным голосом. – Но я не держу на тебя зла. Ты раб своих желаний, мальчик. Но я освобожу тебя. – Пастырь повернулся к своей свите, вытянул руку и сказал: – Вук!
Тот самый общинник, который пару минут назад (Глеб видел это своими глазами) вышел из кружала и отправился за девкой Жиленой, каким-то непостижимым образом снова находился среди свиты. Он шагнул вперед и вложил в протянутую ладонь Пастыря кривой кинжал.
Белый чародей взял кинжал и обхватил рукоять двумя руками.
– Ты всего лишь раб своих желаний, – повторил он гулким голосом, – но я освобожу тебя.
Он медленно занес кривое лезвие кинжала над головой ловчего Бровика.
– Я освобождаю тебя от бремени твоей никчемной жизни, мерзкий грешник. Аминь!
Глеб надвинул на глаза наголовник и поднялся с лавки.
– Не так быстро, чародей! – громко произнес он.
Пастырь замер и медленно повернул к нему голову. Глядя на Глеба своими светлыми, почти прозрачными глазами, чародей разомкнул уста и спокойно осведомился: