— Вы понимаете, — продолжала она, — я все время говорю себе, что нужно уйти. Дело в том…
Она не договорила, да это и не было нужно, потому что я все очень хорошо поняла. Куда она пойдет? Я представила себе ее унылое жилище… а может, у нее была семья… В любом случае, ей приходилось зарабатывать на жизнь. Таких, как она, много — в отчаянии променявших гордость и достоинство на пищу и кров. Да, я ее прекрасно понимала. Моя судьба в этом отношении была не лучше: благородная дама без средств к существованию. Что может быть непереносимее благородной бедности! Воспитанная как леди, образованная не хуже — а может быть и лучше — чем люди, которым должна служить. Все время ощущая, что тебя «ставят на место». Ни примитивных, как у слуг под лестницей, радостей жизни, ни комфорта, как у членов семьи. Одним словом, адское существование. О, это было невыносимо и при этом очень часто неизбежно. Бедная мадемуазель Дюбуа! Она не знала, какую жалость вызывала во мне… и какой страх.
— В любой работе всегда есть недостатки, — успокаивала я ее.
— Да, конечно. Но в этой столько…
— Замок, похоже, — настоящая сокровищница.
— Я думаю, эти картины стоят целого состояния.
— Я слышала об этом. — В моем голосе зазвучали теплые интонации. Я протянула руку, чтобы коснуться тканевой облицовки комнаты, по которой мы проходили. Красивое место. Но эти древние сооружения нуждаются в постоянном уходе. Мы прошли в большую комнату — такие в Англии называют соляриями, потому что устроена так, чтобы поглощать больше солнца — и я остановилась, чтобы рассмотреть герб на стене. Он был относительно новый; интересно, нет ли там, под слоем извести, фресок. Вполне возможно. Я помню восторг, когда отец открыл несколько ценных образцов стенной росписи, которые были скрыты в течение нескольких столетий. Какой был бы триумф, если бы я могла сделать такое открытие! Личный триумф — это, конечно, далеко не главное, я подумала о нем лишь из-за холодного приема. Это был бы триумф для искусства, как и все подобные открытия.
— И граф, несомненно, очень гордится ими.
— Я… я не знаю.
— Должно быть так. Во всяком случае, он достаточно заботится о том, чтобы поддерживать их в надлежащем состоянии и в случае необходимости реставрировать. Произведения искусства — это историческое наследие. Владеть ими — привилегия, и нужно помнить, что искусство… настоящее искусство… не принадлежит одному человеку.
Я замолчала. Это был мой любимый конек, как говорил отец. Он предупреждал: «Заинтересованные люди, возможно, разделят твое мнение; другим же это просто неинтересно».
Он был прав, и мадемуазель Дюбуа относилась ко второй категории.
Она засмеялась звенящим смехом, в котором не было ни капли веселья:
— Вряд ли граф станет изливать свои чувства мне.
Нет, подумала я. И я не стану.
— О боже, — пробормотала она, — надеюсь, я не заблудилась. Нет… сюда.
— Мы теперь почти в центре замка, — сказала я. Это самая древняя часть здания. Мы ведь находимся прямо под круглой башней.
Она посмотрела на меня с недоверием.
— Мой отец был реставратором старинных зданий, — пояснила я, — Я многому у него научилась. Мы работали вместе.
Мгновенно я ощутила, что мои слова вызвали у нее неприязнь: я была полной ее противоположностью. Она сказала почти сурово:
— Я знаю, что ждали мужчину.
— Ждали моего отца. Он собирался приехать три года назад, а затем по некоторым причинам поездка была отложена.
— Около трех лет назад, — безучастно сказала она. — Как раз, когда…
Она не стала продолжать и, после паузы, я добавила:
— Когда вас еще здесь не было, не так ли? Отец собирался ехать, но ему весьма недвусмысленно дали понять, что это не очень удобно. Он умер почти год назад, я продолжаю работу, которая была начата, и естественно, приехала сюда.
Она посмотрела на меня так, будто такое развитие событий было неестественным, и в глубине души я согласилась с ней. Но я не собиралась, как она, выдавать себя.
— Для англичанки вы очень хорошо говорите по-французски.
— Я с детства говорю на двух языках. Моя мать была француженкой, а отец — англичанином.
— Это очень хорошо… при данных обстоятельствах.
— При любых обстоятельствах очень хорошо владеть несколькими языками.
Мать говорила мне, что я люблю всех поучать. Этого следует избегать. Наверное, со времени смерти отца эта привычка укоренилась. Он однажды сказал, что я похожа на корабль, палящий из всех пушек только чтобы показать, как хорошо я могу себя защитить, на случай, если кто-то соберется напасть на меня.