— Я… не думала… — Я запнулась. Как я могла знать, кто есть кто в этом доме? Мысль о том, что волосы мои распущены, а не уложены в прическу приводила меня в замешательство. Из-за этого я запиналась, что никогда не случилось бы, сохрани я свою обычную суровую манеру.
— Я вернусь за вами… скажем, через полчаса?
— Через десять минут я приведу себя в надлежащий вид и буду счастлива принять ваше любезное приглашение, мадемуазель Дюбуа.
Она перестала хмуриться и очень неуверенно улыбнулась. Когда она ушла, я вернулась в будуар и посмотрела на себя. Ну и вид! Лицо мое пылало, глаза блестели, а волосы совершенно спутались! Я зачесала волосы со лба, заплела их в косу и заколола в тяжелый пучок на макушке. Так я выглядела даже выше ростом. Краска постепенно сходила с лица, глаза стали серыми. Оттенок их менялся в зависимости от цвета моей одежды, так же, как от цвета неба меняется цвет моря. Поэтому мне следовало бы носить зеленое и голубое; но уверив себя, что не в личной привлекательности мое преимущество, и что если я собираюсь завоевать доверие своих работодателей, то должна представлять себя здравомыслящей женщиной, я отдавала предпочтение строгим тонам и суровой манере держаться. Я считала, что для одинокой женщины это оружие в борьбе за выживание. Лицу своему я постаралась придать выражение, не допускавшее никаких вольностей, и к моменту возвращения мадемуазель Дюбуа я была готова играть привычную роль.
Увидев меня, она удивилась, и я поняла, насколько неблагоприятным было первое впечатление, которое я произвела на нее. Взгляд ее скользнул по моей прическе — гладкой и строгой, ни один волосок не выбивался — и я почувствовала мрачное удовлетворение.
— Извините, я вас тогда побеспокоила, — тон ее был извиняющимся. Инцидент был исчерпан, я сама была виновата — не услышала стука. Я сказала ей об этом и добавила:
— Этот, месье де ла Талль, просил вас проводить меня в галерею? Я сгораю от нетерпения увидеть картины.
— Я не очень разбираюсь в картинах, но…
— Вы сказали, что вы гувернантка. Значит, в замке есть дети.
— Да, Женевьева. У господина графа только один ребенок.
Любопытство мое было сильно, но расспросы были неуместны. Она колебалась, похоже, ей хотелось поговорить, а мне так хотелось узнать побольше! Но я держала себя в руках и оптимизма у меня прибавлялось с каждой минутой. Ванна, пища и небольшой отдых совершили со мной маленькое чудо.
— Женевьева — еловый ребенок.
— Это часто бывает. Сколько ей лет?
— Четырнадцать.
— Тогда я уверена, что вы с ней легко справляетесь.
Она с недоверием посмотрела на меня, губы ее скривились:
— Просто, мадемуазель Лоусон, вы не знаете Женевьевы.
— Единственный ребенок, и вероятно, избалована?
— Избалована! — В ее голосе зазвучали странные нотки. Страх? Опасение? Я не могла понять. — И это… тоже.
Она не справлялась. Это было очевидно. На мой взгляд, она совершенно не годись на роль гувернантки. Если они взяли такую женщину на эту должность, тогда мои шансы на получение реставрационной работы были довольно велики: я гораздо представительнее этого несчастного существа, хотя и принадлежу к слабому полу. И не считает ли граф образование своего единственного ребенка делом не менее важным, чем реставрация картин? Впрочем, это предстояло еще выяснить. Мне не терпелось встретиться с этим человеком.
— Должна вам сказать, мадемуазель Лоусон, что справиться с этой девочкой невозможно.
— Должно быть, вы недостаточно строги, — беспечно сказала я и переменила тему разговора— Какой большой замок! Галерея уже близко?..
— Я вам покажу. Поначалу здесь можно заблудиться. Со мной это случилось. Даже сейчас я иногда нахожусь в затруднении.
«Вы всегда будете находиться в затруднении», — подумала я.
— Вероятно, вы здесь уже давно, — продолжила я разговор, когда мы проходили через коридор к лестнице.
— Довольно давно… восемь месяцев.
Я рассмеялась. — Вы считаете, что это долгий срок?
— Другие здесь столько не задерживались. Не больше шести месяцев.
Мои мысли с резьбы на балюстраде переключились на дочь хозяина. Вот почему мадемуазель Дюбуа осталась. Женевьева избалована так, что трудно подобрать гувернантку. Однако суровый Властелин Замка мог бы справиться со своей дочерью. Должно быть, его это не заботило. А графиня? Странно, я не думала о графине до того, как мадемуазель Дюбуа упомянула дочь. Естественно, она должна была быть, раз был ребенок. Она, наверное, сейчас с графом, поэтому меня встретил кузен.