Над столиком поплыли странные ароматы, ничуть не похожие на запах табака. Джек Мюррей с любопытством принюхался.
— А вот этого делать не стоит! — резко сказала фрау Мантойфель и затянулась. — Берите пример с ваших товарищей.
Джек бросил взгляд на Легри и Фальконе. Те откинулись на спинки стульев и явно старались не вдохнуть ненароком дымок сигариллы: француз даже достал носовой платок и прижал его к лицу.
— Джентльмены, кто-нибудь из вас объяснит, что тут происходит?! — осведомился Мюррей.
— Терпение, друг мой, терпение… Скоро вы все узнаете…
Женщина продолжала курить, глубоко затягиваясь. Глаза ее остекленели, движения сделались резкими и порывистыми, словно у марионетки в руках неопытного кукловода. Красноватый огонек с каждой затяжкой приближался к пальцам. Джек поймал себя на том, что ожидает его прикосновения к нежной коже. Внезапно фрау Мантойфель выпрямилась, словно солдат по стойке «смирно».
Взгляд женщины застыл, неподвижно воткнувшись в пространство; зрачки сделались размером с булавочную головку. Джек Мюррей невольно поежился: выглядело все это жутковато.
— Она что, медиум? — осведомился он, понизив голос.
— Не совсем. Она — пифия; это древнее искусство почти утеряно ныне. Во всей Империи осталось лишь несколько мастеров. Сильвио, вы записали пророчество?
— Я запомнил. — Сильвио Фальконе осторожно извлек окурок из одеревеневших пальцев фрау Мантойфель и затушил его в пепельнице. — С первой частью все более-менее понятно; но вот вторая…
— Стало быть, мистер Инкогнито плывет по Сене.
— На барже.
— На барже — и к морю. Должно быть, имеется в виду Ла-Манш, что же еще?
— Пожалуй. Но вот касательно остального… В третьей строчке упомянут воздушный корабль; если это не метафора, он как-то связан с Инкогнито. А четвертая… Рыцарский панцирь — что бы это значило? И стальные когти?
— Неважно. — Джек Мюррей задумчиво ущипнул себя за кончик носа. — Теперь мы знаем, что наш общий знакомец жив и направляется к Альбиону.
— Ну, это еще не факт.
— Проклятие! — пристукнул кулаком Легри. — Ведь он может быть в нескольких милях отсюда — а мы не имеем даже представления об этом! Где его искать? В Труа? В Ромийи? В Руане? Или прямо здесь, в Париже? Баржа! На Сене сотни этих чертовых барж! А впрочем…
Фрау Мантойфель внезапно вышла из транса. Лицо ее словно бы разом постарело: обозначились глубокие носогубные складки, морщины проступили явственней. В уголке рта появилась блестящая капелька слюны и неспешно начала свой путь по подбородку. Джек Мюррей опустил глаза.
— Ну хорошо, допустим, мы выследим его. Что дальше? Попытаемся схватить, как в прошлый раз?
— Ну уж нет, только не как в прошлый раз! — оживился Сильвио Фальконе. — Думаю, теперь мы подготовлены куда лучше… И знаете что — я думаю, вы правы относительно Альбиона. Надо возвращаться в столицу и ждать его там.
— Есть и другой путь… — негромко сказал Легри. — Только что пришло в голову… Почему бы не попытаться перехватить его в Гавре?
— Мы можем не успеть.
— Нам необязательно присутствовать лично. Достаточно одной телеграфной депеши, — француз холодно улыбнулся. — Так уж случилось, у меня есть там свои люди.
Фрау Мантойфель дрожащей рукой вытащила носовой платок, промокнула рот — и громко высморкалась.
— Похоже, я слегка переоценила свои силы, — слабым голосом выдавила она. — Кто-нибудь, принесите стакан холодной воды.
Шкипера звали папаша Жерар, а баржу — «Старушка Рози»; и относился к ней француз словно к старой верной супруге. Переговоры вел Озорник. По их итогам парашютный шелк очутился в хозяйстве шкипера, взамен путешественники получили кое-какую одежду и харчи; дорогу же им предстояло отработать. Новоявленные члены команды с энтузиазмом взялись за дело. По окончании ремонтных работ Ласка раздобыла швабру-лентяйку, ворох ветоши — и навела в машинном отделении такую чистоту, какой старушка-баржа не знала, наверное, со времен постройки. Папаша Жерар что-то одобрительно буркнул по-французски.
— Он принял тебя за мальчишку, — усмехнулся Озорник. — Сказал, мол, хорошо ты прибрался, парень. А ведь это, пожалуй, выход! Я-то все пытался придумать, что с тобой делать…