Моим спасительным якорем оказалась прохладная ладошка Лолы на моей горящей от жара голове. Я простыл, и очень сильно. Мне вызвали лекаря, и вокруг меня завертелась карусель лечения – притирания, чаи, пиявки, настойки, вёдра с водой и не с водой. Я то выплывал из забыться, то вновь в него валился вновь и вновь. Наконец я потерял счёт времени. За время лечения мокрый хриплый кашель перешёл в надрывный сухой. От него болели все мышцы груди и живота, ломило за грудиною, но, главное, с ним невозможно было спать. Поэтому я переселился в кабинет на оттоманку. Теперь сон походил на забытьё в полусидячем положении.
Несмотря на всевозможное лечение, состояние моё улучшалось слабо. Дела все перешли под управление Франца, дела семейные также оказались частично в руках тётушки, частично у Лолы. Ещё одно меня стало мучить. Прошло более трёх месяцев с рождения нашей Елки, но головку она держала плохо. И слабо набирала вес, реагировала на всё вяло. Не менее, а может и более любимая, чем все остальные дети, она была самой слабой и болезненной.
Поскольку я был сильно нездоров, доктор велел ограничить общение моё с ребёнком. Старших детей также во время болезни ко мне не приводили. Во избежание заражения. Наконец я пошёл на поправку. Мучила меня слабость во всём теле, и был ещё кашель. Однако я ощутил себя лучше, и тут же занялся бумагами, хотя доктор меня и останавливал.
Увы, дел накопилось очень много. Я провозился в первый же вечер до поздна. На второй день ко мне прибыли посетители. Мы разговаривали о восстановлении моста и дороги. Вспомнили несчастных погибших. У одного из соседей также были потери – вода разрушила дом, что был близко к берегу. Под руинами погибли пожилая женщина и ребёнок. И вдруг сильная боль в левой руке и верхней части спины словно пронзила меня. Холодный пот выступил на лице и теле, меня начал трясти озноб. Боль расширялась, захватывая грудь и спину. Паника охватила меня. Кто-то из соседей подхватил меня, уложил на диван. Мне казалось, что сильное течение уносит меня, и я задыхаюсь в воде.
Вбежал лекарь. Мне сделали кровопускание. Я заснул от слабости. Когда проснулся – приступ уже кончился. Но слабость осталась. Сильно кружилась голова, немели руки. Меня знобило. Временами путалось сознание. Увы, я понял, что конец мой близок.
И вот уже несколько дней я пребываю в таком состоянии. Сколько это продлится – знает только драгий Бог. С Анной я разговаривал серьёзно. Просил свою дочь быть достойной рода и титула. Напутствовал и Изидора. Боже, спаси и помилуй моего мальчика. Он в таком сложном возрасте! Что-то выйдет из него без твёрдой мужской руки? Более всего печалит меня судьба детей моих и моей молодой жены. В это нелёгкое время непросто им будет пережить все сложности.
С Лолой я говорил, но она меня уверяла, что я поправлюсь, и всё будет хорошо. Мне бы её веру! Я сижу в кресле, укутанный в тёплый шерстяной македонский плед. В камине полыхают буковые поленья, даря дым с суховатым ароматом древесины. Звук горящих дров действует умиротворяюще.
У меня небольшой жар, и я всё жду мою милую жёнушку Алойзию, Лолу. Она придёт, такая ладная, юная, нежная, прикоснётся своей холодной ладошкой – и отступит надоедливый озноб. И вместе с ним уйдут и призраки памяти, что кружат по пустой и гулкой зале и прячутся по углам.
Как жаль, что этот итальянец - архитектор, макаронник несчастный, не сделал балкон и с этой стороны. Сейчас бы открыть дверь и выйти из замкнутого пространства, поглядеть на наш широкий простор. Эта земля! Моя земля! Сколько сил в неё вложено! Сколько прожито на ней и с ней! Сколько энергии и страданий!
Я подзываю слугу и спрашиваю, где моя жена? Удивительно, но мне отвечают, что она кокетливо оделась и уехала с визитом к соседям. И ничего мне не сказала? Странно. Ладно. Я подумаю об этом потом. А сейчас у меня ещё есть дела. Я прошу позвать управляющего и нотариуса.
Появляется Франц, уже немолодой человек, мой доверенный друг и многолетний управляющий. Он входит в комнату с книгами и бумагами. Мы просматриваем письма, проверяем гроссбухи и счета от поставщиков. Счета сходятся, всё в порядке. Хозяйство работает как хорошо отлаженный механизм.
Всё идёт как обычно, хотя я понимаю, что мне не выкарабкаться. Лекарь вчера темнил, мялся, дал какую-то горькую смесь и быстро уехал, поговорив с женой в прихожей. Без меня. Точно я не заслуживаю знать горькую правду. Мне не страшно, просто непривычно. Пятьдесят с небольшим – это солидный возраст, особенно для военного. Мне не впервой смотреть в глаза даме с косою. Но так странно, что от меня пытаются что-то скрыть. Что-то плохое.