Потихоньку всё успокоилось, но и далее было непонятно что произошло в имении и где Антун. Кто-то из слуг видел Антуна ночью, как он подъезжал к дому. Но никто не видел как он уезжал, когда, куда. Про таиственную «её» со мной кто-либо говорить отказывался. Я начал подозревать самое худшее. И оказался прав, к несчастью.
Через день в сарае на скотном дворе я нашёл цепочку и крестик, золотые, тонкой филигранной работы, какие у крестьянки не могут быть никак. Как раз я возвращался в раздумьи, зажав в ладони находку, как к крыльцу нашему подкатил знакомый возок. Я было обрадовался, но выскочили из него отец и брат Джороевичи и быстро влетели в дом.
Я зашёл следом.
- Где моя дочь, Михо? – ревел раненым медведем Ненад Джороевич. Сын его, Йово, молчал, но лицо его говорило громче слов. – Что ты с ней сделал??? Я уничтожу тебя, подлец!
- Рад бы тебе её отдать, Ненад, но её здесь нет, и я не знаю, где твоя дочь! – отвечал мой отец.
И это была, похоже, истинная правда. Но не вся.
Пока отцы разговаривали, поднялся шум на заднем дворе. Я вышел посмотреть, что там случилось. Оказалось, прихромал Антунов конь. Передняя нога его была сильно повреждена и воспалена, на сбруе висела засохшая трава и грязь. Животное было сильно напугано.
Страх и трепет поселился в моём сердце. Очевидно, что-то произошло с братом, но неизвестно, что именно. Бросился я в свою комнату и стал истово молить Госпу за брата, просить, чтобы он остался жив и чтобы его миновала опасность.
Отец и гости выбежали на двор, поднялась ещё большая суета. Стали снаряжать людей на поиски.
Несколько дней поисков по лесу не принесли никаких плодов. В принципе проблема была в том, что никто не знал, где искать пропавшего брата... и Кату. По всему выходило, что они были вместе, но непонятно где, как и почему.
Глава 7. Возвращение. Плохие вести.
Иногда случается так, что одно несчастное обстоятельство накладывается на другое, к нему добавляется третье, и так снежный ком наваливается и разбивает все планы, желания, радости безвозвратно и немилосердно.
Через почти неделю прибыла телега от соседа, на которой лежал в беспамятстве наш Антун. Сопровождавший его слуга сообщил, что нашлась и Ката, и тоже в горячке лежит в имении отца. Нам оставалось только выхаживать брата, сидя у его изголовья, и молиться о нём Господину и Пресвятой Госпе. Несколько страшных ночей и дней, когда он сгорал от горячки, метался в бреду и только звал свою ненаглядную, сменились днями в полном измождении тела. Температура спала, но брат был настолько слаб, что едва мог стонать и пить, а в основном спал.
Отец вдруг как-то собрался, пожалуй он больше всех сидел у кровати больного, а когда Туну полегчало, решительно заявил, что мы едем к тётке, поскольку там близко хороший лекарь, и есть кому приглядеть за Антуном.
Брата укутали как малого ребёнка, положили в старинную, но крепкую карету и со всеми предосторожностями повезли в имение Дюкори. Я сопровождал карету верхом.
Множество мыслей роилось в голове моей по дрроге. Вся история и далее оставалась таинственной и непонятной. И тяжёлая грусть поселилась в сердце моём, поскольку подозревал я, что отец сыграл роковую роль во всём этом происшествии.
Дядя Иштван, как мы уже привыкли, был в отъезде. Тётушка пришла в ужас, увидев, в каком состоянии привезли мы Антуна. Сейчас же выделили ему комнаты во флигеле, приставлен штат прислуги и послано за лекарем. Меня выгнали из покоев, где был брат. Суета вокруг брата поднялась немалая, слуги бегали из дома во флигель и назад, нося полотенца, простыни, подушки.
Приехал лекарь Гольдберг, и долго был у больного. Когда он вышел, к нему кинулся отец с расспросами. Я слушал, стоя поодаль. Мнение доктора было, что больной изрядно истощён, кровопускание ему сделать не представляется возможным, так что лечение назначено отваром коры ивы, чаями от бузины и липы и мёдом, а так же натирания нутряным салом, но самое важное откормить брата, иначе на ноги ему не встать. И вообще, доктор ничего не обещает, больной весьма плох.
Отец посерел лицом, отвернулся и ничего не сказал. Я поблагодарил лекаря и он с поклоном удалился в дом к тётушке, обещав навещать пациента. После этого мы с отцом разошлись. Он отправился в часовню, а я во флигель.
Брат лежал на кровати бледный, с тёмными кругами под глазами, с потрескавшимися губами и совершенно безучастный к происходящему. Когда я вошёл, он чуть повернул голову ко мне, посмотрел каким-то прозрачным взглядом и показал глазами на стул в изголовьи. Я сел рядом, он взял мою руку в свою.... Рука его была худой, слабой и холодной, пожатие её вялым.