Мы спрыгиваем с коней, чтобы помочь путникам выбраться и оценить масштаб случившегося. Возница тоже с руганью выпадает с козел и чуть ни кидается на нас с кулаками. Мы дружно извиняемся, но в нас и далее летит отборная многоэтажная ругань. В итоге Тун решает не обращать внимание и направляется к возку. Из перевозного средства выбираются две женские фигурки. Одна – немолодая женщина в чёрном народном одеянии, что выдаёт в ней уроженку средней Боснии, другая – совсем юная девушка в одежде, которую нельзя однозначно определить как народную, но точно не похожа на нынешнюю венскую моду. Корсет-жилетка красного цвета с вышитым узором, под него поддета белая рубаха с красной вышивкой по рукавам, белая плиссированная юбка и над ней короткий передник, вышитый красными розами и зелёными листьями. Но, главное, кроме бледной кожи, что выдаёт в ней девушку с положением, и чёрных как вороново крыло волос, у неё большие выразительные яркие зелёные глаза. Это как удар в солнечное сплетение – необычная, яркая красота. Я замираю без дыхания и оборачиваюсь на Антуна, который тоже выглядит как громом поражённый.
Брат приходит в себя и подаёт дамам руку, и пожилая женщина первой хватается за неё как за соломинку.
- Спасибо, юноша – говорит она Туну.
- Простите нас, дамы, мы не ожидали здесь поворота и перекрёстка, такой дивный день... Позвольте и Вам, сударыня, предложить свою руку?
Девушка слегка румянится и опирается на руку моего брата. Сойдя на твёрдую землю, она поднимает взгляд и встречается с напряжённым и восхищённым взглядом Антуна. И я будто вижу промелькнувший между ними разряд.
- Разрешите представиться, дамы? – обращается к пассажиркам Тун – Я Антун, а это мой брат Иван...
-Очень приятно, господа! – отвечает девушка низким грудным голосом – Я Ката Джороевич. Ноно, как мне тебя представить юношам?
- Нянюшка я , Джурджа (джурджевак – это ландыш. Прим. Автора), так меня и зовите, мальчики, – немолодая женщина приветливо нам улыбается, а вот брат мой побледнел на мгновение, но, кажется, это приметил только я.
Мы не успели назвать нашу фамилию, и теперь назваться не только неловко, но и просто опасно, если мы хотим продолжить знакомство.
К сожалению, у возка лопнуло колесо, и наши новые знакомые не могут продолжить свой путь. Я вызываюсь съездить за помощью, а Антун остаётся с дамами и их возницей, помогая сдвинуть и развернуть возок.
Я возвращаюсь с крестьянами из соседней деревни и застаю идиллию вокруг возка. Брат воркует с Катой, а нянюшка заговорилась с возницей и нас не замечает. Приходится испортить дивную сценку. Мужики меняют возку колесо на колесо от телеги, которое подходит по размеру, к счастью. Теперь дамам придётся тащиться медленно, но и тому они рады.
Наградив мужиков за помощь, мы прощаемся с ними тепло, и берёмся сопроводить возок до места, волнуясь, как пройдёт остаток пути. Тун едет вровень с возком, осыпая путешественниц комплиментами и забавляя историями из своей студенческой жизни, а я тащусь сзади. Недалеко от дома я догоняю братца и предлагаю отпустить уже наших новых знакомых, но он только отмахивается от меня и предлагает мне ехать домой, а он сам довершит свою рыцарскую миссию. Я рад, сворачиваю на просёлок к дому и пускаю коня рысцой.
Тун остаётся верен нашим дамам до конца. Только к вечеру он наконец появляется дома с загадочной физиономией. И на мои расспросы только хитро улыбается и ничего не говорит.
***
Утром Антун первый на ногах, разминается, фыркая умывается, а я нежусь в постели – в кои то веки раз можно не торопиться встать, не нужно надевать форму... Я расспрашиваю брата про окончание вчерашнего происшествия.
- Доставил их до ворот имения, и успел прелестнице ручку облобызать, - докладывает он, – больше ничего. Но какие глаза, Иво! Какие у неё глаза! Точно два священных изумруда, как две зелёных звезды! Она мне всю ночь снилась!
Я не хочу признаваться, что она и мне снилась, в разных видах, не всегда чинных и приличных. Зачем. Тун мой брат, и нет смысла ссориться.
Отец принял нас практически равнодушно. Ещё вчера я явился нежданно на его седую голову, но он только сухо меня приветствовал и снова погрузился в чтение каких-то бумаг. Вечером за ужином от был столь же сух и сдержан, а Антун вернулся совсем поздно, так что первая встреча их неизбежно случилась лишь утром.
За завтраком отец рассказывал нам о тяжбе с соседями, но было понятно, что за столько лет он не продвинулся в делах не на йоту, и это его выводило из себя. Поминал он соседей самыми нелестными эпитетами, а нам обоим из головы не шла соседка, такая юная, яркая и живая, и потому его брюзжание мы слушали вполуха. Хотя я невольно напрягся, когда услышал про его планы как-то устранить со сцены наследников. Это кого, нашу дивную красавицу Кату? Как можно! А, впрочем, что он может? И успокоенный этой мыслью я снова задумался о вчерашней встрече.