— Не может быть, — эльф вдруг резко выпрямился, глядя перед собой остановившимся взглядом, еще раз внимательно посмотрел на Цири. — Это невозможно.
— Что невозможно? — поинтересовалась Йеннифер, наблюдавшая за происходящим от дверей.
— Как выглядела эльфка, которая сделала это? — Креван повернулся к чародейке. — Я знаю лишь одну, кто обладает подобными способностями, но она мертва. Должна быть мертва. Потому что если она жива, Эредин не оставит от этого мира камня на камне.
Йеннифер пожала плечами.
— Она ходила в маске, мы видели только волосы и глаза, — ответила она. — Впрочем, раз она чародейка, то могла и поменять внешность.
— Она не чародейка, — Креван поднялся на ноги, пошатнулся, но удержал равновесие. — И не знающая, она… мы называли ее Феникс.
— У вас там что, все свернулись на птицах? — тяжко вздохнул Геральт. — Ласточка, Феникс, этот Эредин — Ястреб. Что с вами не так?
— Невозможно, — Авалак’х снова наклонился над Цири. — Надеюсь, это обратимо, все же в этот раз источников силы было два, с другой стороны, Феникс была в ярости и отчаянии, когда брала их силу.
— Ты можешь объяснить?! — теряя терпение, рявкнул Геральт.
— Нет, — сразу ответил эльф, поднимая глаза. — Это необъяснимо. Но я попробую показать.
***
Видение, в которое вступили все защитники Каэр Морхена, походило на чародейскую иллюзию. Здесь были даже запахи и ощущение ветра, но фигуры проходили сквозь наблюдателей, не замечая их, вели свою собственную жизнь, и, стоя посреди, Авалак’х вел свое повествование.
— Мы всегда знали, что мир Ольх — не единственный мир, населенный эльфами, хотя и не получали вестей от других миров с тех самых пор, как утратили способность открывать двери из своего в другие. Наш мир стал безмолвен с приходом покоя и утратой дара Старшей крови. Мы молчали и не чувствовали своего бесконечного одиночества, пока однажды на реке красный всадник не встретил у реки деву с серебряными волосами.
Она пришла из иного мира, мира песен и легенд, в который, мы верим, что попадем после смерти, потому что нам надо во что-то верить. Она не испугалась красного всадника, не попросила о помощи, а предложила ему спешиться и отдохнуть, пока она напоит его коня.
— Эти эльфские сказки меня в сон вгоняют, — шепнул Геральт Йеннифер и протер глаза. Цири пихнула его в бок.
— Мне интересно!
— Гостья говорила на неведомом нам языке, но Старшую речь тоже знала и сумела объяснить красному всаднику, что попала в мир Ольх по случайности: разорвалась ткань времен в ее мире, восстал из мертвых тот, кому не суждено жить и нарушил закон мироздания. В лесу, где жила прежде гостья, пробудилось зло, и дева, владеющая силой Феникса, не смогла удержаться. Стремясь помочь тем, кто боролся со злом, она взяла на себя часть его силы, но ее светлая природа отторгла ее, и она оказалась в пространстве между мирами и ступила в тот мир, что показался ей смутно знакомым. Это был мир Ольх. Но Феникс потеряла всю силу, а в нас уже не было той, что могла помочь ей вернуться.
Перед лицами слушающих разворачивалась прекрасная в своем покое картина. Высокий всадник в алом плаще, усадив перед собой девушку, вез ее по дворец. Цири это напомнило, как она сама попала в мир Ольх, как пожирал ее глазами Эредин — о, теперь она понимала причины. Пусть она была человеком, но цвет волос точно напомнил Эредину о гостье из другого мира.
— Дева осталась во дворце, — Авалак’х махнул рукой, и изображение сменилось. Эредин без доспехов, стоя по пояс в воде, задрав голову, смотрел на сидящую на изящном тонком мосту девушку. Та отложила в сторону книгу и, нагнувшись, погладила его по голове. Шлейф ее платья спустился до поверхности воды и намок, но оба не заметили этого. — Мы задумались над геном Старшей крови и тем, какие возможности открываются перед теми, кто владеет пространством и временем.
Красный всадник гарцевал на площади, и громадный вороной конь хрипел, роняя пену. Железной рукой усмирив бешеного коня, он спешился и шагнул навстречу эльфке, которая ласковым и покорным жестом обняла его за пояс и прикрыла глаза, подставляя лицо для поцелуя. Она отличалась от других эльфов, и Цири сейчас ясно это видела: ее черты были более мягкими, она вся словно сияла, наполненная внутренним светом, в то время как у прочих эльфом всегда нечеловечески яркими были лишь глаза, прекрасные лица казались неживыми. Всадник целовал ее в губы, не закрывая сияющих и каких-то мертвых, как показалось Цири, глаз.
— Пожалуй, Эредин познал любовь с ней, — ровно сказал Авалак’х, вновь меняя картину. Эльфы стояли под золотой аркой, руки их были связаны шелковой лентой, но они еще сплели пальцы и то и дело бросали друг на друга взгляды искоса и скрывали улыбки, став похожими на озорных юных людей. Непривычно и противно было видеть выражение полнейшего счастья на лице Эредина, когда тот развернулся от короля и обхватил обеими руками теперь ставшую его женой бледную девушку с синими глазами, сцепил руки, словно кто-то мог пытаться отнять ее у него. Цири осмотрела гостей пышной свадьбы — в первом ряду заметила Авалак’ха вместе с Ларой, те сдержанно улыбались, касаясь друг друга локтями, но ни разу не пересеклись взглядами. — Это был год, недолгий год расцвета.
Изображение сменилось. Прекрасная гостья, одетая по обычаям Тир на Лиа, сидела на раскрытой постели, в которой лежал, откинув руку в сторону, самый главный кошмар Цири, нынешний король Ольх. До горла покрытый витиеватыми татуировками, он был погружен в магический сон, а рядом стоял… ну конечно же, Авалак’х. Хоть что-то происходит в мире без него?
— Она попросила меня показать воспоминания Эредина о том, что он делает в других мирах, — стоящий рядом с Цири настоящий Креван внимательно смотрел на себя эфемерного. — Я исполнил просьбу, и она отшатнулась от своего супруга с презрением. Лучше бы с ненавистью.
— Как Эредин мог попадать в другие миры? — озадаченно спросила Трисс. — Ведь Карантира тогда еще не было.
— Карантир не первый мой удачный эксперимент, — усмехнулся Креван. — Кхиламин появился раньше и был во всем лучшим. В нем была та же сила, что и в тебе, Цири. Феникс знала о том, кто проводит ее супруга в другие миры, и нашла Кхиламина, когда тот пытался объездить коня. Она всегда была несдержанна, но добра, уверен, она не желала такого исхода.
Перед глазами свидетелей возникло жуткое зрелище. Светловолосая эльфка словно горела заживо, вытягивая всю силу из мальчика, которому на вид было не больше человеческих десяти лет. Авалак’х плел сеть какого-то заклинания, но золотые искры на его пальцах смелись бушующим огнем; из дверей выскочил Эредин в чем был — в едва затянутых на поясе штанах, попытался дойти до нее, схватить за руки, остановить, но Феникс, глядя на него полными слез глазами, создала над головой трепещущий, живой портал, похожий на тот, который появился под рукой Иорвета. Портал поглотил ее, оставив выжженный круг на белых камнях площади. Кхиламин упал наземь, и взбесившийся конь убил его прежде, чем Эредин успел его схватить, а Креван — остановить магией.
— Карантир не получился совершенным, он не может открыть дорогу в междумирье, он появляется сразу, — спокойный голос Авалак’ха ввинтился в сознание Цири, на которую обрушилась такая тишина, что хотелось умереть. — После ухода Феникс началось увядание нашего мира, и его осень теперь подходит к концу. Скоро начнется зима. Эредин убил свое счастье и был проклят за это, и сердце его окаменело, но он желает жизни своему виду, потому ему нужна ты, Цирилла. Он ожил, когда узнал о тебе и надежде, которую ты можешь даровать. Эредин долго искал тот самый прекрасный рай, и для этого готов был на все: использовать тебя, твоего ребенка, кого угодно, только бы прийти в мир, который подарил ему его любовь, но теперь он, кажется, отчаялся снова, и Эредину нужен просто новый мир, желательно, чтобы он был пуст.