– Я не очень пунктуальна только с людьми, – возразила она. – Другое дело с компьютерами. Я прекрасно лажу с большими машинами. Они не проявляют нетерпения, им незнакома смена настроений. Они строго логичны. Нужно только задать им программу на будущее. С ними гораздо легче договориться, чем с людьми.
– Но с ними, наверно, довольно скучно, – заметил я.
– Ну, а люди, особенно некоторые, иногда раздражают, – отпарировала Барни.
– Это место, – сказал я, наблюдая за девушками, обслуживающими компьютеры, – представляется мне гаремом для метеорологов.
Барни кивнула.
– Здесь и в самом деле то и дело завязываются романы. Я частенько говорю, что, если бы программистами были мужчины, в отдел наведывалось бы вдвое меньше мужчин с требованиями специального программирования.
– Вероятно, женский труд дешевле.
– И лучше, во всяком случае, если говорить об аккуратности, – горячо заверила меня Барни.
– Простите, я сказал, не подумав. Такая у меня дурная привычка. Я не имел в виду…
– Я не обижаюсь, – улыбнулась Барни.
Чтобы переменить тему разговора, я сказал:
– Вчера вечером я встретился с доктором Барневельдом – это ваш отец или дедушка?
– Дядя, – ответила Барни. – Ян Барневельд. Он получил Нобелевскую премию за исследования физической химии воздуха. Это он изобрел первые препараты для засеивания облаков, которые воздействуют на непереохлажденные облака.
Звучало внушительно, хотя я не имел ни малейшего представления о предмете разговора.
– Мой отец – Ханнес Барневельд, они с мамой работают в Обсерватории Стромло в Южной Африке.
– Астрономы?
– Да, отец – астроном, а мама – математик. Они работают вместе.
Я улыбнулся.
– Значит, вы пошли по стопам своей матери.
– Вот именно. Пойдемте. – Она взяла меня за руку и провела сквозь узкий ряд компьютеров. – Тут есть еще одно место. Если там не побывать, экскурсию нельзя считать завершенной.
Мы ступили через порог в темноту. Барни закрыла за собой дверь, и мы оказались словно за сто миль от вычислительного центра. В комнате было прохладно и стояла умиротворяющая тишина. Постепенно, когда глаза немного свыклись со слабым освещением, я понял, что это было.
Я услышал собственный вздох.
Мы стояли перед экраном высотой футов в двадцать, на котором умещалось все Западное полушарие. Я легко мог различить континенты Северной и Южной Америки, хотя тучи закрывали широкие участки суши и моря. От ослепительного блеска Арктики и всплесков света – голубого, зеленого, красного, белого – буквально перехватывало дыхание.
На противоположной стене располагалось другое полушарие: Европа, Азия, Африка, огромный Тихий океан – оно занимало еще два экрана.
– Никто из тех, кто здесь побывал, не остался равнодушным к этому зрелищу, – тихо сказала Барни. – И меня оно потрясает всякий раз, когда я сюда прихожу.
– Это… – я не сразу нашел нужное слово, – это… невероятно!
– Изображения мы получаем с синхронных космических станций. Одним взглядом можно окинуть весь мир и представить себе метеорологическую картину Земли.
Барни подошла к пульту в центре комнаты, легко коснулась нескольких контрольных кнопок, и на экранах поверх телевизионных изображений появились карты погоды.
– Можно вернуться назад, – она вновь прошлась пальцами по кнопкам, – вот так, например, карта погоды выглядела вчера… – карта сдвинулась и немного изменилась, – или позавчера… неделю назад… в прошлом году…
– А какая она будет завтра? На следующей неделе? Через год?
– Завтрашняя – пожалуйста… – Карта снова слегка изменилась, и я увидел, куда завтра переместится шторм, бушующий сейчас над драгами нашей фирмы.
– Мы можем дать вам приблизительную сводку погоды на следующую неделю, – сказала Барни, – но она настолько неопределенна, что мы не хотим тратить сил даром и не составляем таких прогнозов. Что же касается погоды на следующий год, – тут она заговорщически понизила голос, – посоветуйтесь с «Альманахом старого фермера». Мы все так делаем.
– И Тэд Маррет тоже?
– Вы знаете Тэда? – удивилась она.
– Мы впервые встретились вчера вечером. Разве ваш дядюшка не рассказывал об этом?
– Нет, скорее всего забыл. Забывчивость – наша фамильная черта.
– А не знаете, Тэд здесь? Я бы хотел поговорить с ним.
– По утрам он занят в Массачусетском технологическом. Обычно мы встречаемся во время ленча, – сказала Барни.
Я взглянул на часы. Было около двенадцати.
– А где вы завтракаете?
– В нашем здании есть кафетерий. Хотите к нам присоединиться?
– Если не возражаете.
– Но предупреждаю, – сказала она серьезно, – обычно ничего, кроме деловых разговоров, за ленчем не бывает.
– Если деловые разговоры касаются управления погодой, я с удовольствием их послушаю.
3. Аэродинамика плюс вода
Кафетерий при Климатологическом отделе – большой, шумный, переполненный людьми, – произвел на меня тягостное впечатление. Стены были выкрашены в унылый серый цвет, а от жалких попыток как-то украсить их почти не осталось и следа. Люди протискивались к стойке или толпились возле ничем не покрытых пластиковых столов. Да и еды-то практически не было – одни концентраты и синтетика, малоаппетитные блюда, хотя Барни, казалось, была вполне довольна выбором.
– Вы не голодны? – спросила она, пока мы отыскивали свободный столик.
У меня на подносе почти ничего не было.
– Я… Дело в том, что я привык к гавайской кухне, – неловко солгал я.
– Тут в окрестных городишках есть рестораны и получше, ну, и в Бостоне, конечно. Но они довольно дорогие.
– Настоящее мясо стоит того.
Барни бросила на меня испытующий взгляд и переменила тему разговора.
Мы наконец нашли столик и сели. В это время в кафетерии появился Тэд Маррет.
– Вот Тули Нойон и Тэд, – показала Барни на двух мужчин, которые брали подносы и проталкивались в очередь. – Тули приехал из Внутренней Монголии. Тэд нашел его в Массачусетсом технологическом и подыскал ему работу здесь, правда, не на полный день. Он химик-кинетик.
– Кто, кто?
– Химик-кинетик, – повторила она. – Тули работал с моим дядей над новыми катализаторами, способными изменить энергетический баланс воздушной массы.
– О, это что-то вроде засеивания облаков?
– Вот именно.
Тули был массивного телосложения и от этого но казался очень высоким, но я заметил, что ростом он почти с Тэда. У него было круглое, широкоскулое лицо с плоскими чертами – он скорее мог сойти за эскимоса, чем за азиата.
Пробираясь к нашему столику, они не переставали разговаривать – впрочем, говорил в основном Тэд. В одной руке он умудрялся держать тяжело нагруженный поднос, а другой оживленно жестикулировал. Время от времени Тули с непроницаемым видом кивал головой.
Когда они поставили свои подносы на наш столик, я встал. Тэд кивком поздоровался с нами и, как ни в чем не бывало, продолжал начатый разговор:
– Так что Густафсон разрешил мне использовать их компьютер с полуночи до четырех утра, если я найду программиста. Я полагаю, Барни, что ты как раз подходишь для этого.
Тули, все еще не садясь за столик, представился:
– Я Тули Нойон, друг и помощник этой рыжеволосой говорящей машины.
Я засмеялся.
– А я Джерри Торн.
Мы пожали друг другу руки и сели.
– А, забыл вас представить, – пробормотал Тэд, уже принявшись за еду. – Голова полна дел посерьезней. Барни, ты должна выкроить время и составить программу для машины МИТа. А может, урвешь немного времени для меня и здесь? Для хорошего дела.
– Вечно у тебя «хорошие дела», – проворчала Барни, однако улыбнулась.
– Тэд почти убедил меня, что может составить прогноз погоды на две, а то и на три недели вперед, – сказал Тули.
– Используя уравнения турбулентного переноса? – спросила Барни.
Тэд кивнул, заглатывая огромный кусок бифштекса из искусственного мяса.
– И ваш прогноз погоды на две недели будет вернее, чем предсказания Бюро погоды на тридцать дней? – спросил я.