— Джефф, ты сошел с ума!
— Так ты мне поможешь? Да или нет?
Она колебалась какой-то миг.
— Ладно. Помогу. Только ничего не трогай, пока я не приду.
— Хорошо. Но никому об этом не говори.
— Ну и достанется же нам за это, — сказала Аманда.
10
Когда Краун проснулся, боль все еще пульсировала в ноге. Но дальше она не распространилась. Он видел, он дышал. И сердце продолжало биться.
Он приподнял свою огромную голову с земли. Всю ночь напролет шел снег, и ему пришлось, преодолевая боль, с трудом встать, чтобы стряхнуть с себя зудящие, обжигающие тело хлопья. Укушенная змеей нога не сгибалась, ее, видимо, парализовало.
Но он жив!
И как всегда голоден. Он посмотрел на убитую змею, наполовину засыпанную снегом. Сбросив со змеи серый снежный покров, Краун понюхал ее. Джефф в нем проявлял осторожность волкот помнил о змеином яде. Сам же Краун руководствовался только сигналами, которые в изобилии поступали от его голодного желудка.
Они пришли к компромиссному решению. Краун зажал передней лапой голову змеи, где находились железы, вырабатывающие яд, впился зубами в ее длинное, скрученное кольцами тело. В нем оказалось больше костей, чем мяса, зато его было много змея была длиной по меньшей мере метров в пять. А может, и того длиннее.
Почувствовав себя лучше, но еще страдая от укуса, Краун побрел к лагерю.
Было холодно. Казалось, с каждым днем становится холоднее, серее, все чаще идет снег. Краун медленно хромал по горному хребту, и сквозь разрывы в кустарнике на склоне гор видел океан, серый и холодный. А небо было еще серее, и даже упрятанный под снегом берег был серый и мрачный. К вечеру сажистый покров таял, но что ни день снег все дольше оставался на земле, не поддаваясь лучам солнца.
В лесу не ощущалось никакого движения. Краун мог бы поклясться, что единственное живое существо в лесу — это он. Даже листья на деревьях съежились от холода. Ветер вздыбливал мех на загривке Крауна и заставлял волкота низко пригибать голову к земле, в то время как он с трудом тащился к лагерю.
Краун знал — путь предстоит долгий. Долгое, тяжкое, голодное возвращение в лагерь, с раненой ногой, которую, стоило ему шевельнуть ею, будто на костре жгли.
«Отключить».
Краун, хромая, продолжал идти по замерзшей траве, чувствуя, как скрипит под ногами снег-сажа.
«Отключите его. Снимите напряжение. Животное поправляется, ему необходим покой».
Какое-то время все вокруг казалось Джеффу незнакомым, чужим. Ложе, яркий свет, белые стены и потолок. Аманда наклонилась над ним, улыбаясь.
— Нас поймали, — сказала она.
Джефф повернул голову и увидел, что рядом стоят доктор Карбо и отец. Лица обоих побелели от бешенства.
Но Джеффу было все равно.
— У Крауна все хорошо, — сказал он. — Краун будет жить.
— Снимите с него провода, — с трудом сдерживаясь, чтобы не закричать, сказал доктор Холмен.
Джефф возвращался домой вместе с отцом. Было раннее утро, и на тропинках им встречалось множество людей, спешащих на работу. Доктор Холмен ничего не говорил, Джефф тоже помалкивал.
Но едва дверь за ними закрылась и они очутились у себя в гостиной, доктор Холмен повернулся к Джеффу:
— Ты подумал, что ты сделал с матерью?
— С мамой?
— Из лазарета позвонили в половине пятого утра и спросили, не пришел ли ты домой. Подошла мама, и с ней потом была истерика.
— Но я…
— Сейчас все прошло. Она спит — приняла снотворное. Но у нее мог случиться сердечный приступ!
Джефф направился в спальню матери, но отец схватил его за руку.
— Джефф. Я вижу, как на тебя подействовала эта… это животное. Вот почему я освобождаю тебя от работы. Никаких работ по контакту, по крайней мере на несколько дней.
Джефф слушал отца, испытывая такое ощущение, будто сквозь него пропускали ток.
— Ты этого не сделаешь!
— Сделаю! Больше того — я уже сделал это.
— Ты ничего не понимаешь! — вскричал Джефф.
— Понимаю, и гораздо больше, чем ты думаешь! — закричал в ответ отец. — Я все знаю про тебя и про эту черную…
— Как ты сказал?
— Про Аманду Корли. Ты просто влюбился в нее, разве не так? Даже ее фотографию повесил у себя в комнате.
— Это… мое дело, — задохнулся Джефф.
— Напрасно ты так думаешь, — оборвал его отец. — Это же смешно! Женщина вдвое старше тебя.
— Да еще и черная!
— Причем здесь это?!
— Ах, так — не при чем?
— Нет, конечно. Но я не потерплю, чтобы женщина вдвое старше окрутила тебя… да еще в состоянии нервного истощения от этой работы.