«Нет. Даже если бы мы могли, ничего хорошего из этого не получилось бы».
Краун зарычал. С трудом поднялся на ноги. Прихрамывая, стеная от боли, с кровоточащими ранами, он шел по покинутому лагерю среди диковинных машин и похожих на коробки зданий. Странные, злые запахи. Мертвые предметы, предметы, которые никогда не были живыми. Но совсем непохожие на скалы или песок. Эти металлические сооружения были совершенно чужды Крауну. И все-таки что-то в них было… едва различимое. Что-то такое… запах живого, еле слышный и ни на что не похожий. Краун, шатаясь, сделал несколько шагов по песку и рухнул возле полуразвалившегося трактора.
Голова у него пошла кругом, все поплыло перед глазами. Но, несмотря на это, он ощущал запах пищи. Пища когда-то тут была. И еще обязательно будет. Дело только в том, когда. Может, даже Краун к тому времени еще не умрет с голоду, не умрет от усталости или от потери крови.
— Я же сказал — отключай его! — повторил доктор Карбо.
Аманда смотрела на него широко открытыми главами.
— Он не реагирует… Совсем не реагирует.
Карбо обернулся к ложу, на котором беспокойно лежал Джефф. Тело мальчика медленно изгибалось, рот был открыт.
— Нет… Нет… — едва слышно выдохнул он.
Аманда с тревогой заметила:
— Он не хочет выходить из контакта.
В ее дрожащем голосе звучал испуг.
Берни почувствовал, как его лоб покрылся потом.
— Черт возьми! Только его силой воли и поддерживается жизнь в этом животном.
— Но боль способна убить Джеффа, — возразила Аманда.
— Нет… Вряд ли…
— Смотри! — вскрикнула Аманда.
На контрольных приборах все показатели — пульс, частота дыхания, электрическая активность мозга — снова полезли вверх.
— Что-то стимулирует животное.
— Но Джефф…
— Следи за экраном, — сказал Карбо.
Краун, преодолевая боль, сосредоточенно вглядывался в берег.
Запах стал сильнее и с каждой минутой усиливался. Приближалось что-то живое. Пища.
Краун затаился. Напряг онемевшие, окаменевшие от боли мышцы. Передняя лапа продолжала кровоточить, но кровь почти свернулась и уже не лилась, как прежде, а медленно капала. И по всему телу Крауна вместе с болью от ран растекалось чувство нестерпимого голода.
С моря потянуло ветерком. Ветер пригнал с собой студеную мешанину дождя со снегом, а снег Крауну довелось увидеть впервые. Но он не удостоил его своим вниманием. Стояло раннее утро, и Альтаир еще не поднялся настолько, чтобы разогнать туман и моросящий дождь, висевшие над океаном.
И тут Краун их увидел. Обезьяны, вроде той, что он нашел в пустыне и отвоевал у стервятников.
Эти обезьяны, однако, выглядели здоровыми и сильными. Их было трое, они осторожно крались дальним концом лагеря на всех четырех лапах.
«Семья: отец, мать, детеныш».
«Хорошенький детеныш, ростом со здоровенного регбиста».
Не двигаясь, затаив дыхание, Краун выжидал, когда они подойдут поближе, на дистанцию прыжка. Нужно достать самого большого из них. В первую очередь самого большого, одним мгновенным выпадом. Тогда остальные убегут. А если даже не убегут, без вожака с ними будет легче справиться.
«Берни, он собирается убить их!»
«Что-что? О чем ты?»
«Волкот—Джефф… Он собирается убить обезьян, Чтобы съесть».
«Этого нельзя допустить. Холмен, Полчек и остальные намерены изучать обезьян. Они были вне себя от гнева, когда он убил ту, первую, в пустыне».
«Но именно это он и собирается сделать!»
«Придется остановить его».
«Каким образом?»
«Выключаемся. Возвращаем Джеффа сюда и будим его».
«Мы не успеем. И это все равно не поможет. Волкот в конце концов сделает это сам. Он же голоден».
«Вот скотина! Нельзя допустить, чтобы это случилось».
«Мы не можем этому помешать».
Обезьяны подходили ближе. В дальних закоулках сознания Краун любопытствовал, как они попали сюда, на пляж, почему пробирались лагерем. Может быть, они часто приходят сюда? Это их тропа или часть принадлежащей им территории?
Самец был велик, крупнее самого Крауна — огромная гора темно-рыжего меха, увенчанная тяжелым круглым черепом с костными гребнями над глазными впадинами. Он шел спокойно. Ветер уносил запах Крауна прочь, и самец, казалось, был озабочен лишь тем, чтобы провести свою самку и детеныша через чужой лагерь.
Сквозь моросящую взвесь из дождя и снега Краун разглядел на задних лапах самца загнутые когти. На передних их не было. Зубы казались большими и сильными, хотя и не шли ни в какое сравнение с зубами самого Крауна.
Напрягая все мускулы, дрожа от голода и тлеющей внутри боли, Краун ждал, ждал, ждал… и наконец прыгнул.
С рычанием он бросился прямо на грудь ошеломленному самцу и разодрал его горло, прежде чем оба свалились на песок. Падая, самец издал какой-то булькающий звук, после чего замолк и обмяк. Краун поднялся на ноги и вздрогнул от боли, нечаянно наступив на раненую переднюю лапу.
В десятке метров от него, оскалившись, ворчала самка. В поднятой над головой передней лапе она держала зазубренную металлическую палку.
«Ты только посмотри!»
«Она оторвала кусок трубы от трактора!»
«Чтобы обороняться!»
Детеныш стоял на четвереньках позади матери. Краун зарычал, возвышаясь над мертвым самцом. Самка не нападала; рыча и сверкая глазами, она оставалась на месте, держа металлическую трубу над головой.
Какое-то мгновение животные не шевелились. Краун получил свою добычу и не намеревался больше убивать. Обезьяна-самка видела, что самец мертв, но детеныш был жив. Она медленно отступила, неуклюже передвигаясь на задних лапах и держась подальше от Крауна. Детеныш засеменил за ней, стараясь двигаться так, чтобы между ним и Крауном все время оставалась мать.
Наконец обезьяна бросила трубу, опустилась на четвереньки и рысью побежала прочь. Краун видел, как она описала широкую дугу вокруг места, где Он стоял, а затем двинулась дальше вдоль пляжа, придерживаясь того же направления, в котором они двигались с самого начала. На юг. Все это время детеныш бежал рядом, с той стороны, которая была дальше от Крауна.
Краун еще раз зарычал и принялся за еду.
«Ну все. Возвращай Джеффа. Сейчас же!»
Джефф открыл глаза. Веки слипались, как после долгого сна.
Он поморгал на потолочные панели с мягко светящимися квадратами плафонов. Какое-то мгновение он не осознавал, где находится.
«Вновь на корабле».
— Краун, — начал он, но из горла вырвалось лишь какое-то карканье.
Над ним склонился Карбо. Он пристально вглядывался в Джеффа — лицо доктора потемнело и напряглось от беспокойства.
— Все хорошо, Джефф, — сказал он. — Ты в безопасности.
— А Краун?.. Он остался там один…
— Ничего с ним не случится. Не беспокойся.
В поле зрения появилась Аманда. Лицо ее сияло улыбкой, но в глазах сквозило беспокойство.
— Как ты себя чувствуешь, Джефф?
— Прекрасно.
Они начали отсоединять шлем и манжеты.
— Краун остался там один, — вновь произнес Джефф.
Доктор Карбо собрался было ответить, но тут рассмеялась Аманда.
— В чем дело? — сказала она. — Боишься, что твоя кошечка не проживет сама по себе нескольких часов?
— Он так ужасно ранен…
— Поправится. Мы ему все равно помочь не можем. И он ведь достаточно силен, чтобы прокормиться, а?
Джефф невольно кивнул.
— Верно.
— Ну ладно, поднимайся-ка и хоть чуть-чуть разомни руки-ноги.
Джефф медленно сел. Затем спустил ноги, поддерживаемый с одной стороны Амандой и с другой — доктором Карбо, и наконец твердо встал на пластиковые квадраты пола.
— Аманда, — сказал доктор Карбо, — проводи его в лазарет. Мне нужны результаты стандартного физиологического обследования в полном объеме.
— Хорошо, — ответила она. Затем обратилась к Джеффу: — Ну что ж, усмиритель львов, пойдем, я угощу тебя специальным коктейлем «Хозяина медицины», если обещаешь хорошо себя вести.
Джефф невесело посмотрел на нее. Она рассмеялась.
— Ладно, ладно, я пошутила.
Они прошли коридором к «Хозяину медицины» — мерцающей металлической панели, занимающей метров двадцать стены коридора прямо перед дверями лазарета. Аманда приложила ладонь к пластине активатора, и датчики управляемого компьютером устройства тут же зафиксировали отпечаток ее руки для опознания. Оранжевая контрольная лампа мигнула и загорелась зеленым светом.