Но с каждым днем стадо убывало. И уходило все дальше на юг. Антилопы, как и обезьяны, в это время года мигрировали. Но шли они медленно. Пока на их пути были трава и кустарники, которыми они питались, животные не торопились.
И все же они устойчиво держали курс на юг, и с каждым днем расстояние до лагеря, которое волкотам приходилось одолевать с убитыми антилопами, все увеличивалось. Часть мяса волкоты съедали, остальное оставляли обезьянам. Но, несмотря на доставляемый волкотами провиант, обезьяны на глазах чахли. С каждым днем они теряли в весе и двигались все медленнее.
В тот день снег впервые выпал до заката солнца. Далеко за полдень черные как сажа хлопья стали падать сквозь листву деревьев, как раз когда Краун помогал тащить дневной «улов» через подлесок. Он зарычал на снег. Снег убьет траву, и антилопы вынуждены будут идти еще дальше на юг. Уже теперь почти целый день уходил на то, чтобы найти стадо, настигнуть и убить животное и притащить его на берег.
Когда Краун, задыхаясь и ворча от изнеможения, вместе со своей ношей достиг точки, откуда был виден лагерь, он обнаружил двух обезьян, которые лежали на земле. Остальные в каком-то безумии кружили возле своих мертвых сородичей — они не разбегались и не работали. Просто ходили кругами на задних лапах, передними потрясая над головами как бы в ужасе или отчаянии.
Обычно волкоты оставались на вершине холма на опушке леса. Их дело — спустить туши убитых по траве на середину склона холма, который вел к берегу, и оставить их там, а самим вернуться на вершину. Обезьяны поднимались на склон и забирали мясо.
Но тут Краун бросил свою ношу и повернулся к остальным волкотам. Они тоже побросали добычу и уставились на лагерь. Казалось, они примерзли к месту, ветер вздыбливал серую шерсть, когти впились в землю, они рычали и повизгивали про себя, словно преодолевая что-то, что творилось в их собственных головах. Затем по одному, очень медленно, неохотно, стали спускаться к лагерю. Мускулы у них судорожно сжимались и разжимались, как будто их одновременно тянули в двух разных направлениях.
Краун принял на себя командование. То рычанием, то подталкиванием он отправил двух волкотов в разные концы лагеря, чтобы обезьяны не разбежались. Потом он подтолкнул двух волкотов помоложе к телам мертвых обезьян.
Сам Краун направился прямо к обезьянам, не обращая внимания даже на то, что в зданиях возле них злобно стучали машины и там было трудно дышать. Грудь защемило, казалось, в ней разгорается пожар. Краун торопливо подхватил зубами и передними лапами одну из обезьян и потащил ее прочь. Два других волкота следили за его действиями, потом взялись за другую обезьяну.
С великим трудом — перед глазами плясали огненные круги тащил Краун тело мертвой обезьяны вверх по склону, подальше от ненавистных машин.
Было уже темно, когда он сдвинул коробку старого строения, чтобы остальные обезьяны могли устроиться на ночлег. Краун наблюдал, как они сбились в кучу в своем полузаваленном жилище, тесно прижались друг к другу, хныча и жалуясь.
«Ростом три метра, весят две с половиной тонны каждая, а хнычут как сосунки!»
«Им страшно, Берни. Они напуганы до смерти, Поразительно, что дети справляются с ними».
В этот вечер Джефф пришел домой, чувствуя в себе усталость Крауна и что-то еще, более глубокое. Он не понимал, что это могло быть, но это очень сильно тревожило его.
Мать взглянула на него и сказала:
— Ну, это уж слишком. — Повернувшись к мужу, она добавила: — Питер, с меня довольно. Для Джеффа это непосильный труд. Пора с этим кончать.
— Нет! — одновременно вскричали Джефф и доктор Холмен.
Отец сидел на софе в гостиной, Джефф стоял в дверях, шагах в шести от него. Мать находилась рядом с сыном.
— Мы не имеем права прервать работу, — сказал доктор Холмен. — Слишком хорошо пошло дело.
— Скажи лучше — слишком плохо, — возразил Джефф. — И день ото дня хуже.
— О чем это ты? — удивленно спросил доктор Холмен. — Пойди сюда и сядь рядом. Ты и в самом дело выглядишь усталым. Как ты спал?
Джефф устало проковылял к софе и сел рядом с отцом. Миссис Холмен поставила стул рядом с ними.
— Я спал весь день, — ответил Джефф. — Но Крауну и другим животным… им плохо. И с каждым днем им становится хуже.
— Что случилось сегодня?
Джефф все рассказал им.
Отца это, как видно, совсем не тронуло. Он улыбался, кивал, будто Джефф говорил о том, как сыграла его команда в футбол.
— Понятно, почему ты так расстроен, — заявил он, когда Джефф кончил. — Ты немного смущен, потому что слишком сильно сблизился с этим животным.
— Но они же умирают! Обезьяны… да и волкоты тоже скоро начнут, если мы…
— Естественно, они умирают, — спокойно заметил доктор Холмен. — Мы начали изменять атмосферу планеты. Мы не можем дышать метаном, а уроженцы этой планеты не могут дышать кислородом. Так что, разумеется, они вымрут.
У миссис Холмен был испуганный вид.
— Как, неужели все? Мы всех убьем?
— Нет, как можно! — воскликнул доктор Холмен. — Только в равнинных районах северного полушария. На будущее у нас еще останется для изучения множество образцов местной фауны и флоры. Анна Полчек ни за что не позволила бы нам очистить всю планету, даже если бы у нас хватило для этого техники.
У Джеффа разболелась голова.
— Но вы же убьете обезьян, которые вам помогают! И волкотов… Крауна!
— К сожалению, да. Боюсь, другого выхода нет. Мы должны обосноваться на Альтаире-6. И рано или поздно эти животные умрут. Одно из двух: или мы, или они.
— Но это несправедливо! — выпалил Джефф. — Это же их планета. Песня Ветров принадлежит им, а не нам.
— Песня Ветров? — удивилась мать.
Джефф пожал плечами.
— Это… Так я называю эту планету… Как-то в контакте с Крауном… я его вроде бы услышал, это название.
— Альтаир-6, — жестко сказал доктор Холмен. — Мы должны подготовить планету для всеохватывающей колонизации. Видит бог, мало хорошего представляет собой этот мир для колонизации, но сколько мы ни искали, лучшего не нашли. Моя задача как можно скорее сделать планету по возможности похожей на Землю. Чем я и намерен заниматься, и пусть вымирают при этом местные формы жизни. Другого пути нет.
Джефф упрямо тряхнул головой.
— Все равно это несправедливо!
— Ты же знал о наших намерениях, — возразил отец. — Ты даже сам вызвался нам помочь!
— Но я… я не представлял себе, что мы будем убивать животных. Я думал, мы организуем колонию в одной какой-то части планеты, а они будут жить в другой.
— Это невозможно, — равнодушно ответил доктор Холмен. Невозможно, чтобы над одной половиной планеты атмосфера состояла из кислорода, а над другой — из метана, во всяком случае, это не может продолжаться долго. Правда, пройдут десятилетия, прежде чем вся атмосфера станет кислородной. Счастье, если в течение ближайших пяти лет мы сумеем привезти на планету полмиллиона человек. И им придется жить под искусственными сводами почти всю свою жизнь.
— А все местные животные и растения погибнут? — спросила миссис Холмен.
— В конечном счете — да.
— Это же убийство! — вскричал Джефф. — Вы заставляете меня убивать Крауна и всех…
— Замолчи! — рявкнул отец.
— Но…
— Да выслушайте вы меня! Не в игрушки мы здесь играем. Жизнь миллионов… миллиардов людей поставлена на карту. Смотрите… и постарайтесь извлечь из этого урок!
Доктор Холмен отклонился назад, к другому краю стола, и набрал на панели несколько цифр.
— Если бы ты внимательнее изучал в школе подобные записи… — проворчал он в то время, как на противоположной стене загорелся экран. — Это последние известия, они были записаны на пленку за неделю до нашего вылета с Земли. Посмотри-ка на них хорошенько… на все до последней.
Все трое притихли и устремили взоры на экран. Джефф сидел как изваяние — голова гудела, сердце глухо билось в груди, когда он видел несметные толпы растерянных, обезумевших от страха людей, которые пробивались к больницам. На город обрушился зловещий, казалось бы, давно побежденный недуг — туберкулез, и люда осаждали медицинские центры в надежде на чудодейственную вакцину.