- Плохо же ты с сестренкой обращаешься в наш день рождения.
Ван Чех сдержанно выдохнул.
- Что здесь было? - пытаясь успокоиться, сказал он.
- Пришла эта женщина. Она хотела узнать кто я. Но я сам не мог ничего сказать.
- А целовались зачем?
Виктор задумался: судя по всему, внятно ответить на этот вопрос он не мог.
- Она милая и ласковая, - тихо сказал Виктор.
Доктор резко опустился на стул и схватился за голову.
- Это потому, что ты никогда настоящей Пенелопы не видел, - тихо сказал доктор, - та, которая приходила… Она… Виктор избегай ее. Эта женщина бывает очень разной. Одна хитрая притворщица, вторая действительно ласковая и добрая, но такого себе бы никогда не позволила. Обстраивайся, - устало сказал доктор, я зайду позже.
В коридоре доктор никак не мог решить, куда ему пойти, к Пенелопе или к другим больным. Наконец, он остановился на первом варианте. Забежал в ординаторскую за цветами и через пять минут был у Пенелопы.
Она сидела в углу кровати, спрятав лицо в колени, сверху накрыв затылок руками.
- День добрый еще раз, Пенелопа, - тихо сказал доктор, аккуратно входя в палату.
Она подняла на него заплаканное лицо.
- С днем рождения тебя, милая, - доктор сел с ней рядом и подал цветы. Тревога отпустила, Пенелопа снова была "в себе".
- Спасибо, - шмыгнув носом, сказала она. Ее передернуло, как от разряда, - Ты прости, там… это…
- Я все понял. Кукбара не могла не сообщить, что это она. Сколько раз повторять, относись к этому, как к болезни. Не ты совершаешь эти пакости, а твоя болезнь, которой ты можешь противостоять. Если ты будешь винить во всем себя, болезнь будет побеждать. Ей того и надо, - ласково говорил доктор, поглаживая Пенелопу по плечу.
- Она была всегда, в том-то и проблема, - отозвалась Пенелопа.
- Бывают же люди с постоянным насморком или кашлем! - отмахнулся доктор.
- Да, и чихают не они, а их насморк! - хихикнула Пенелопа.
- Да, да, - Доктор басовито засмеялся.
Пенелопа недолго любовалась ван Чехом. Она мягко положила голову доктора к себе на колени и о чем-то задумавшись, перебирала жесткую кудряшку. Ван Чех улыбался, зарывшись дважды сломанным носом в черемуху.
- Ну, все. Иди. - Пенелопа попыталась освободиться от доктора через некоторое время.
- Не хочу.
- Тебя больные ждут.
- Подождут, - бурчал доктор в черемуху.
- А как же клятва Гиппократа?
- Какая же ты, а? - доктор нехотя поднялся, в волосах у него застряло несколько белых лепестков, - Ах, остановись мгновение, - доктор тряхнул головой и лепестки с него осыпались.
Глава 16.
Исследовав скудную историю болезни Виктора, доктор решил попробовать через образы добиться от больного хоть каких-то сведений. Виктор был полностью погружен в одно из самых тяжелых заболеваний - множественные диссоциативные расстройства личности. Каждый день почти он мнил себя кем-то другим: иногда ребенком, иногда женщиной. Пару раз в самые тяжелые приступы - гуманоидом-пришельцем.
Его легенды всегда были продуманы, образы проработаны так, что не снилось ни одному профессиональному актеру. Бывали и подобия ремиссии, в одну из них Виктор сообщил, что его второе имя - Бенхо. Он вроде бы что-то припоминал, но ван Чеху казалось, что больше придумывал.
Вдобавок с Виктором практически невозможно было общаться. Когда он усвоил основные принципы общения с доктором ван Чехом, тут же обнаружилась одна особенность. Некоторые вопросы или воспоминания Виктор с большим трудом мог сформулировать. Садился за стол и на клочке бумаги в полчаса сочинял стихи на нужную тему.
Поначалу, доктору казалось, что больной просто бредит в стихотворной форме, но позже стал стихи коллекционировать. Сопоставляя тексты, ван Чех надеялся выяснить что-то о Викторе. Но безрезультатно.
Доктор впадал в отчаяние. Простая визуализация, намеченная доктором, не дала никаких результатов. Виктор не пройдя и трети пути начал биться в истерике, пришлось вызывать сестру. На другой день ван Чех решился провести рефлексию вчерашней неудачной визуализации.
- Что ты видел? Какой был лес? - вкрадчиво спрашивал доктор.
- Не было леса, - отвечал Виктор.
- А что было?
- Треугольники… Я не могу объяснить.
- А как бы нам это узнать? - задумчиво постукивал пальцами по столу доктор.
- Я могу нарисовать! - расцвел Виктор.
Доктор сделал больному знак, тот поднялся. Оба они прошли в кабинет изотерапии.
- Здесь есть все, что может тебе понадобиться. Виктор, ты не художник случайно?
- Я? - удивился и смутился Виктор, - нет-нет, что вы. Я кисти в руках в жизни не держал! Я… Я, скорее, торговец, продавец!
Доктор мысленно плюнул.
Поработав полтора часа, Виктор заявил, что устал и, что закончит после, если будет можно. Полотно, судя по всему, намечалось эпическое. Огромный лист бумаги на первый раз был покрыт густо темно-серой краской. Виктор бродил вокруг мольберта, как кот вокруг крынки молока. Он получал явное удовольствие от процесса рисования. На следующий день Виктор пришел в кабинет, но тот был занят. Больного не пустили. тВиктор разволновался, он пошел было к доктору, но повернул к себе. В конце концов, он осел у Пенелопы.
Та была в лирическом расположении духа, ей было скучно. Все чаще с ней начинались такие приступы беспричинного хорошего настроения, словно между ней и Кукбарой установился временный мир.
- Ты понимаешь? Там моя картина, я должен сейчас… потом не смогу… пока я помню… я не спал ночь… я боялся забыть… - сбивчиво объяснял Виктор, - Я - человек искусства, живу образами… и если сейчас… я потеряю образ и все… уже не вспомню, он умрет, так и не воплотившись.
Этот бессвязный монолог продолжался минут пятнадцать, к концу Виктор начал говорить, о том, что его картины хорошо продавались, потому что он никогда не терял образов. Пенелопа устала от него, но и бросить не могла. Молча положила перед ним лист бумаги и акварель, которая валялась у нее просто так без дела.
Виктор глубоко вдохнул, но выдохнуть уже не мог. Он буквально набросился на краски, кисти и бумагу, повторяя то, что делал вчера. На лбу его проступил пот, когда он закончил с темно-серой краской. Он долго прерывисто дышал, поглядывая то на Пенелопу, то на лист. Ни того, ни другого он не видел. Наконец, он собрался с мыслями и пальцами нанес темно-зеленую краску.
Пот капал с кончика носа и подбородка, Виктор не замечал этого, только пару раз убрал налипшие светлые волосы со лба. Осмотрев проделанную работу, Виктор решил бросить все и стремительно зашагал по маленькой палате Пенелопы, роняя ее стулья.
- Что тут у нас? - бодро вошел доктор и сильно удивился присутствию Виктора.
Пенелопа прислонила палец к губам и похлопала рукой рядом с собой. Доктор послушно аккуратно сел рядом с ней.
- Творит, не мешай, - довольная, как кошка, сказала Пенелопа.
- А чего вытворяет хорошего? - гулким шепотом спросил доктор.
- Картинку рисует. Уже один творческий кризис с ним случился. Жду второго, - с удовольствием заявила Пенелопа.
- Я тебе прямо завидую. Попкорна тебе не хватает или сладкой ваты для полноты ощущений.
- Курить хочу и чипсов, - отозвалась Пенелопа.
- Чипсов не обещаю, а курить - на, кури! - доктор подал ей портсигар и зажигалку.
Пенелопа взяла свою пепельницу и толкнула оконную раму.
Виктор, услышав мелодичный тихий перезвон стекол в раме, насторожился, вздрогнул, и снова сел за листок. Он взял белой краски и мизинцем стал что-то рисовать.
- А кисти? - спросил доктор.
- А зачем? - пожала плечами Пенелопа.
Так продолжалось минут пятнадцать. Когда Виктор, наконец, откинулся на спинку стула и посмотрел на доктора в упор. Таких ясных серо-зеленых глаз ван Чех у него раньше не видел. Создавалось впечатление, что Виктор абсолютно адекватен, только не в этом измерении.
Виктор доктора не видел, он подошел к окну и вдохнул запах сада, где цвели во всю белые деревья.
- Это чертовски увлекательно, но меня больные ждут, - скептически заметил доктор.