Мальчик бросился к отцу и только тихо повторял:
- Прости, папочка, я больше так не буду, - самую бесполезную, но такую верную детскую мантру.
Отец только похлопал его по плечу. А на утро серьезно заболел - простудился в студеной речной воде. Но не умер.
Вальдемар открыл глаза. Он мелко дрожал, вся его одежда была мокрой.
- Ну, как? - коротко спросил профессор, под глазами его залегли круги усталости, он спокойно курил трубку, на столике лежал выключенный диктофон.
- Пока не могу определить. Я этого не помню, и родители мне никогда об этом случае не говорили, - ван Чех был растерян.
- Ничего, - чуть сочувственно пробормотал дер Гловиц, - Ничего, мальчик. А теперь иди.
- Я не запомнил формулу.
- Запомнил, - один уголком рта улыбнулся дер Гловиц, - завтра утром припомнишь. Ты немного оглушен сейчас.
Ван Чех поблагодарил профессора и вышел из комнаты. Он как будто звенел изнутри. Хотелось поговорить с кем-то, Лянка сидела в комнате, Анна гремела посудой на кухне. Доктор немного постоял в коридоре.
- Анна, я воспользуюсь телефоном, мне нужен межгород, - крикнул ван Чех, поднимая трубку аппарата.
- Конечно.
Доктор набрал номер.
- Алло, - уставший женский голос.
- Пенелопа? Уделишь мне пятнадцать минут?
- Да, конечно. Я спала, но ничего.
- О, прости. Как у тебя идут дела?
- Ты только за этим звонишь? Не юли, у тебя что-то случилось!
- Сильное душевное потрясение. Нужно с кем-то поговорить.
- Хочешь рассказать? - в тоне Пенелопы проскользнули профессиональные нотки.
Доктору сразу расхотелось разговаривать.
- Нет.
- И, слава Богу, - выдохнула в трубку она.
- Просто… хотелось… кого-то услышать… - тихо сказал доктор.
Пенелопа помолчала.
- Я рада, что ты выбрал меня. Тебе там так одиноко? Ты с момента приезда звонишь первый раз. Я думала, все в порядке.
- Все и, правда, в порядке, - улыбнулся доктор, его отчаянно тянуло заплакать, - я уеду от профессора на неделю раньше. Съезжу на малую родину, навещу родителей.
- Как хочешь, милый, как тебе будет удобно, - Пенелопа улыбалась.
Доктор старался не обращать внимания на слово "милый", хотя это было что-то новенькое в лексиконе Пенелопы.
Глава 7.
Доктор продолжал обучение. Гипноз давался ему с большим трудом. Он не мог ввести Анну даже в легкий транс, хотя дер Гловиц утверждал, что его жена очень внушаема. По словам профессора, Вальдемару не хватало магнетизма.
- С чего ты вообще решил, что сможешь быть врачом? - как-то снова сорвался дер Гловиц.
Вальдемар привык, что его обычно унижают, попрекая самим фактом появления его на свет. Он уже на это и внимания не обращал. Ему либо капитально везло на учителей, либо капитально не везло. А этот вопрос предполагал что-то новенькое. Доктор искренне заинтересовался.
- Как-то с детства сложилось, - осторожно ответил он.
- Была у меня одна такая… ученица. У нее тоже с детства, видите ли, сложилось. Все вы, бездари, так говорите. А пошли, только для того, чтобы решить свои собственные проблемы, а не помогать другим! - распалялся профессор.
"Опять та же пластинка!" - мысленно зевнул доктор, он даже не стал спорить, это было бесполезно.
- Я могу рассказать вам одну только историю, - неожиданно сам для себя начал доктор, - Я проанализировал ее давно, еще тогда, когда разрывался между хирургией и психиатрией.
- У тебя не хирургические руки, - фыркнул дер Гловиц.
- И не психиатрический мозг, я понимаю, - спокойно парировал ван Чех, - Но все ваши вопросы, я думаю, эта история снимет.
Доктор принял непривычную для себя расслабленную позу и говорил как-то мягко нараспев, совершенно нехарактерными для него интонациями и голосом.
- Я слушаю, - скривился дер Гловиц.
- Я был маленьким мальчиком, и у меня не было друзей. Только одна подружка. Там была тяжелая семейная ситуация, и Эра, так ее звали, почти у нас жила.
Потом я как-то заболел воспалением легких и очень долго валялся в больнице, она навещала меня, а потом перестала. Наконец, просто пропала. Мама и папа сказали, что она заболела астмой и лечится на море.
Я рос, друзей по-прежнему не было.
- Я не намерен слушать всю твою жизнь, давай ближе к делу, - раздражился дер Гловиц.
- Я стал заниматься легкой атлетикой, когда мне исполнилось тринадцать, толкал ядра. Так вот, - заторопился доктор под горячим взглядом профессора, - Пришли крещенские морозы. Зима и так была холодная, а тут температура понизилась еще сильнее. Я мог и не ходить на тренировки, но с упорством ездил толкать ядро. Я почти пришел на остановку, когда меня окликнули:
- Пацан! Эй, ты!
Было пустынно, начался крупный снег. Я обернулся, но никого не увидел.
- Эй, ты! - прозвучало совсем рядом с левым ухом.
Я обернулся снова, но снег уже валил так густо, что видно почти ничего не было.
- Пацан, ты кто? - засмеялся кто-то справа. Смех был звонкий девичий.
- Ты кто? - я очень испугался тогда.
Мою черную лыжную шапочку сдернули сзади, снова послышался тонкий колокольчик смеха.
- Отдай шапку.
- Отбери.
Черная шапочка маячила недалеко, ее держал едва различимый силуэт. Я бросился к нему, но девушка оказалась ловчее и отскочила в сторону.
- Мне некогда я тороплюсь, - злобно сказал я.
- А мне все равно. Ты же хочешь шапку обратно, - ответила она и подошла ближе.
Мне стало даже холодно от того, что я увидел. До сих пор знобит. Тонкая блондинка с огромными карими глазами в одной ночной рубашке, босая стояла передо мной, вьюга била ее, но девушка этого не замечала. На вид она была чуть младше меня. Светлые волосы до пояса спутались, их безжалостно трепал ветер. Падая на нее, снег уже не таял.
Я снял свою куртку и накинул на девушку, она попыталась увильнуть, но на этот раз я был ловчее.
- Ты откуда? Ты с ума, что ли, сошла? Холодно же!
- А, может, и сошла, а, может, и вы все здесь с ума посходили, - хихикнула она.
Я отволок девушку к себе домой. Мира ушла в магазин, отец был на работе. Девица пригрелась в моей куртке и заснула. Я ни малейшего понятия не имел, что с ней нужно делать, завернул ее в свое одеяло и попытался разбудить. Девушка очнулась, взгляд ее был веселым, но мутным.
- Ты как себя чувствуешь?
- Отлично, а ты зачем меня завернул? Есть будешь?
- Я что, придурок? Сама дурная, кто в такой мороз на улицу босым выходит? - начал увещевать я.
- Ты скучный, - фыркнула девушка, - И где ты там морозы нашел?! Я говорю, это вы все ненормальные. Мама мне тоже говорит, что, мол, зима на дворе. А там никакой зимы нет.
- А что там? - поинтересовался я.
- Ничего. Там пустота.
- Как тебя зовут?
- Меня никак не зовут, меня давно, кроме мамы уже никто не зовет.
- А мама тебя как зовет.
- Эра.
И тут мне стало очень плохо. Это же единственный на всем белом свете человек, который со мной дружил. Я вдруг понял, что нужно делать. Я набрал 03 и долго пытался добиться успеха, бригаду почему-то высылать не хотели, дескать мороз и машины не заводятся.
- Короче, - перебил дер Гловиц, зевая.
- Эру увезли в больницу, а я поехал сопровождающим. Я почти ничего не понимал, кроме того, что Эра тогда вряд ли болела астмой.
- Может, ты поспишь? - спросил я
- Ага, только ты не уходи никуда, - доктор надолго замолчал. Профессор терпеливо ждал.
- Она начала плакать, вроде бы. Слезинка скатилась. Я поднес палец к ее носу. Чтобы ее смахнуть, но мне показалось, что Эра не дышит. В общем, спасти ее не удалось, она умерла.
- Ты очень болтлив, это раз, - жестко начал дер Гловиц, - Тебе бы романы фантастические писать, это два. Я так и не понял, почему ты пошел в психиатрию, это три. И, наконец, признайся, что ты все это придумал.
Гнев бурным потоком хлынул в душу доктора, прорвав плотину, которая уже очень долго его сдерживала.
- Боюсь, что мне придется прервать обучение у вас, профессор, - сдержанно сказал доктор, - Я уеду завтра.