– Мукеш! Муке-еш, ты где? – голос, разнесшийся сразу по всему поместью, оказался невероятно мелодичным, хотя в нем явно слышалась усталость.
– Бегу, мой хозяин! У меня все готово. Камин горит, сидр на столе…– голос гоблина становился все тише, и я решилась высунуть нос в коридор, чтобы хоть одни глазом увидеть, кто же хозяин, с которым меня опасались знакомить.
– Как я устал от этого веселья,– мимо меня, в сторону лестницы мелькнул огонек, и я была готова поклясться, что видела крылья. Маленькие, трепещущие, как у стрекозы. Со всех сторон окруженные сиянием.
Но стоило мне моргнуть, как огонек пропал, и на верхней ступени лестницы, ведущей вниз, уже стоял мужчина, облаченный в черное. Высокая, стройная фигура, что выглядела еще более впечатляющей в длинном сюртуке. Волосы, темные и перехваченные черным же бантом у основания шеи. И светлая кожа, окруженная едва заметным, в ярком дневном свете, сиянием.
– Му-укеш! – теперь голос вовсе не был приятным. Он походил на шипение сердитого кота. Большого и очень опасного, как в тех клетках, что я когда-то видела в королевском зоопарке. Те «кошки», вовсе на кошек и непохожие, были ростом мне по пояс и пугали даже охотничьих собак.
– Мой хозяин? – гоблин появился через мгновение, резко затормозив в десяти шагах от мужчины.
– Скажи-ка мне, Мукешь, чем так воняет в моем доме?
– Мой хозяин, мой хозяин,– гоблин, кажется, начал мелко дрожать, а мужчина, медленно поворачивал голову, словно выискивая что-то.
Мне стали видны тонкие, хищные черты лица, сведенные брови, и в какой-то момент, напуганная всем происходящим, я отскочила от двери. Не хотелось попасть под прицел глаз этого существа.
Запутавшись в слишком длинных юбках, я рухнула на попу, закусив губу, чтобы не издать ни звука.
– Кажется, у нас предстоит неприятный разговор, Мукеш. Не ждал я от тебя подобного, – голоса звучали чуть приглушенно.
Несколько мгновений висела тишина, а затем по всему дому прокатилась волна ветра. Мне показалось, что здание вздохнуло и с шумом и облегчением выдохнуло. В нос ударил острый, пряный запах корицы.
– Но сперва я все же немного подремлю,– утомленно и уже вовсе не зло произнес все тот же чарующий, мурлыкающий голос. – Пес!
Как я не старалась, от слишком сильного запаха в носу все крутило и щекотало. Восторженный лай должен был заглушить мой отчаяний «чхи!», но видно, слух у местного землевладельца был так же хорош, как голос.
– Будь здорова, дЕвица,– с насмешкой и легкой издевкой раздалось откуда-то издалека.
– Спасибо,– тихо ответила, все еще сидя на полу, и не очень понимая, стоит ли сразу идти со своими вопросами к этому мужчине, или все же послушать гоблина, и дать ему возможность первым переговорить с хозяином.
Тряхнув головой, еще раз оглядев комнату, я поднялась и перешла к изумрудному дивану с резными ножками. Отряхнув платье от листьев и пыли, что могли на него налипнуть, я медленно опустилась на сочный бархат, и еще медленнее выдохнула.
– Хозяин сказал, что устал, Хлоя. Значит, пусть сперва немного отдохнет,– откидываясь на спинку дивана и всего только на мгновение прикрыв глаза, напомнила самой себе.
Дремота почти сразу захватила тело и разум, и я уже точно не могла сказать, причудился ли мне тихий смех, или он был частью сна. ___________________________ Немного подумав, заменила все же Бельтайн на Бьялтинн, его более гэльский вариант, как менее замыленный. Самайн – 1 ноября, (хеллоуин) ночь разгула духов. и начало Темной половины года Бьялтинн – 1 мая, начало Светлой половины года.
Глава 4
Тепло, мягко и невероятно уютно. Что именно могло заставить меня проснуться, было непонятно, настолько хорошо чувствовало себя тело.
И все же, какое-то легкое чувство беспокойства, дискомфорта, как щекотка в носу, никак не позволяло упасть в дремоту обратно. Не в состоянии открыть глаза, я даже протерла их рукой, пытаясь расцепить ресницы, которые, кажется, переплелись между собой, не желая разлучаться.
Сев, понимая, что не смогу проснуться, пока под головой такая удобная подушка, я почувствовала, как мягкое, теплое покрывало сползает по плечам. Через тонкую ткань платья в тело тут же вцепился холод, заставив поежиться и уже куда легче открыть глаза.
И тут же пожалеть об этом.
В кресле напротив, закинув длинные ноги на невысокую банкетку, сидел хозяин поместья. Наряд оставался все таким же темным, но, кажется, чуть менее вычурным. Волосы свободно лежали по плечам, в одной руке, приставленный на подлокотник, находился высокий стакан, с чем-то золотисто-оранжевым.