Иванов разбирал свою тумбочку, когда мимо вихрем пронеслись двое, по виду — типичные янки или британцы, и устремились к умывальнику. Михаил задумчиво посмотрел им вслед, но в этот момент дверь комнаты распахнулась, оттуда выкатился, умываясь кровью, плотный курсант и заорал:
— Джапы!
Не понял… Но по этому крику ещё четверо ломанулись с коек. Драка. Выясняют отношения. Всё ясно.
— Эй, ты русский?
Сержант обернулся — перед ним высились двое. Марсейль и ещё один. По виду — тоже типичный немец. Михаил напрягся, нащупывая в ящике что-нибудь вроде куска мыла. А ладно, и тюбик сойдёт.
— И что с того?
— Ничего. Просто мы просим тебя не вмешиваться в эти дела.
Второй кивнул головой в сторону умывальни, криво усмехнувшись. Иванов чуть расслабился:
— Мы с японцами не воевали. И у меня к ним ненависти нет. В отличие от вас. Шли бы вы, ребята…
— Иоахим, он прав. Пойдём.
Напарник Марсейля потянул того за рукав, но аса задело:
— А с чего бы это ему нас ненавидеть?! Я честно дрался с тридцать девятого. Ни один сбитый мной не может сказать, что я уронил его нечестно!
— Нечестно?!
Михаил мгновенно вскипел:
— Ты, сволочь белобрысая, может, и честно воевал, да вот дружки твои эшелоны с беженцами расстреливали! Людей мирных бомбили! Дома наши вместе с жителями жгли! Детей расстреливали! Или скажешь, не было этого?! Не было?!
— Ты — лжец!
Натренированная реакция была мгновенной — не успел Марсейль даже двинуть рукой, как улетел в угол от увесистого удара в челюсть. Вскочил, бросился с леденящим воплем на Иванова, но на нём повисло сразу четверо:
— Иоахим! Остынь!
— Перестань, капитан!
— Марсейль, русский прав! Ты ещё про Маутхаузен и Аушвиц не слышал!
«Звезда Африки» рванулся ещё несколько раз, потом, видимо, до него дошло, и он побледнел:
— Это было?!
Удерживающие пилота руки разжались, и немец опустился на стоящую рядом койку.
— Кто может рассказать? Кто?!
Его крик прорезал внезапно наступившую тишину… Мишка с удивлением смотрел на германского аса, обхватившего голову руками. Подошёл один из курсантов, широкоплечий крепыш с открытой улыбкой:
— Пойдём. Надеюсь, мне ты поверишь, хоть я тоже русский.
Кто-то из стоящих позади Михаила неверяще прошептал:
— Мать честная… Да это же Гагарин… Точно! Юрий Гагарин!..
В это время из умывальни вышли американцы. Довольные. Шестеро. Потирая кулаки, Иванов заметил на ботинке одного кровь и похолодел — они что, вшестером одного японца месили? Он хоть живой?!.
Маленькое тело, лежащее в луже крови в углу, он заметил не сразу. Просто в нос ударил резкий запах мочи. Пошёл на него и наткнулся. На Суэцугу не было живого места. Да ещё эти сволочи на него и помочились. Не обращая внимания на вонь, сержант торопливо ухватил япошку за руку, втащил в одну из кабинок, включил воду. От резкой боли японец очнулся и зашипел, его кулаки сжались, но рассмотрев, что это не его мучители, он пробормотал:
— Отойди, я сам.
— Живой? Кости целы?
— Вроде бы… Ты кто? Немец, поляк? Румын, венгр?
— Русский я. Сейчас одежду принесу, сменишь. А потом мы с этими «союзничками» побеседуем…
— Не надо. Это позор для воина. Я разберусь с ними сам.
— Позор, когда шестеро на одного. Так что не вопи. Здесь тебе не Земля.
— Я самурай в двенадцатом поколении… — начал было тот, но задохнулся и ухватился за бок.
Иванов присвистнул:
— Похоже, паря, тебе ребро сломали. Надо бы в санчасть.
— Уйди, русский. Я сказал — сам!
— Сам так сам. Только одежду я тебе принесу…
Михаил вытащил из стоящего в углу шкафчика сменный комплект, положил на лавочку. Брызги воды, бьющего по комбинезону Такэтори, долетели до голой руки, и Иванов вздрогнул — та была ледяной. Сдурел он, что ли?! Дёрнулся было, но тут бывший камикадзе начал разжимать кулак. «А, холодный душ принимает, чтобы в себя быстрей прийти», — понял Михаил. Пожал плечами, вышел из умывальни, встреченный удивлёнными взглядами. Окинул казарму взглядом — в углу по-прежнему сидели Гагарин и Марсейль. Немец обхватил голову руками и раскачивался из стороны в сторону, что-то повторяя. Рядом сидел Нестеров, стояли ещё четверо с пришибленным видом, не поймёшь какой национальности. Из другого угла донёсся громкий смех — давешние американцы, избившие японца чуть ли не до смерти, над чем-то ржали. Иванов мгновенно вскипел — шестеро на одного. Сволочи, подонки! Не зря со Вторым фронтом тянули…