То, что Бог благ людям, Иисус выражает словом «авва» (отец). Это слово из арамейского разговорного языка в Палестине, в то время как древнееврейский превратился в язык богослужений и ученых. Дети, даже вырастая, продолжают называть своего отца авва, точно так же ученики — своего учителя. Когда евреи обращались к Богу в молитвах «отец», то это происходило на древнееврейском языке богослужений (ави — авину) и в сочетании с другими обращениями, например «наш царь, наш отец».
Иисус использует обиходное слово разговорной речи, которое не употреблялось в молитвах, и использует его как единственное обращение в молитве «Отче наш», связав одновременно восхваление и просьбу: «Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое» (Лука, 11,2; Галатам, 4,6; Римлянам, 8,15; Марк, 14,36; Матфей согласно литургической традиции добавляет: «Отец наш на небесах»). Отец — как главное или единственное обращение — является для Иисуса именем Бога; таков он для людей. Иисус убежден в безусловной принадлежности к нему Бога, что проявляется в обращении «сын» при крещении, он отвечает «отец» и благодаря молитве «Отче наш» вовлекает своих учеников в эту же сферу. Он обращается к ним с доверительной просьбой: ««Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам;
Ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.
Есть ли между вами такой человек, который, когда сын его попросит у него хлеба, подал бы ему камень? И когда попросит рыбы, подал бы ему змею? Итак, если вы, будучи злы, имеете деяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Матф, 7,7-11, Лука, 11,9-13).
Эта связь последовательности стихов, иносказательного вопроса и примера примечательна в нескольких отношениях. В последовательности стихов Бог скрыт за грамматической формой пассив дивинум (дано будет вам…). Человек сталкивается с необходимостью такого поведения, когда он должен принимать, находить и получать открытое, причем заранее об этом не было сказано. Иносказательный вопрос показывает на примере отношений отца и сына, что даже среди людей, которые могут быть и бывают злыми, отец не будет обманывать и разочаровывать своего сына. Затем завеса отодвигается: тот, кто дает, помогает найти, открывает, без злобы, ибо он не зол, а благ к тем, кто просит, ищет, стучится, — это «Отец ваш Небесный, дающий блага просящим у него». Иисус следует традиции Израиля не употреблять без нужды имя «Бог», а давать его описательно, и он позволяет понять: безымянной основой существования является «наш Отец».
Об этом Иисус говорит и в одной из наиболее выдающихся притч, причем выдающихся также в поэтическом отношении, — об отце и двух его сыновьях. Она рассказывается во время его дискуссии с противниками и поэтому может рассматриваться в этом месте лишь в одном аспекте (Лука, 15,11–32). Отец ожидает сына, который все полученное от него растратил в распутной жизни. Ему пришлось пасти свиней, и голод свой он вынужден был утолять пищей свиней, рожками. Эту ситуацию определяют два положения иудаизма: «Проклят человек, пасущий свиней. Тот, кто ест плоды рожка, отступник». Голод заставляет его вспомнить о жизни в доме отца, против которого он погрешил, как и против неба (перифраза понятия «Бог»); ибо то, что причиняется человеку, — это вина и перед его творцом, который печется о своем создании. Не сыном, а поденщиком на дворе своего отца мечтает он стать, ибо они не знают голода. Когда сын возвращается домой, отец не остается стоять за дверьми, в соответствии с церемониалом приветствия, чтобы принять от вернувшегося коленопреклонение и целование рук, а бежит ему навстречу, заключает его в объятия и целует в щеки, — и это отец, который ведет себя по отношению к старшему сыну сурово и скупо на ласку (Лука, 15,29).
За встречей следует введение в дом как сына, а не как поденщика, отсюда не рабочая одежда, а праздничное одеяние, перстень с печатью, который удостоверяет его право вместо отца вести дела, и, наконец, сандалии, ибо идти босым — это знак величайшей нищеты. Затем следует праздник, для которого закалывают откормленного тельца. Поведение отца — это событие приближающегося Царства Божьего, отцовская власть, а в возвращающемся сыне происходит обращение, причем ожидания его будут многократно превзойдены. Любому человеку, как бы ни был он отягощен грехами и какое бы крушение ни потерпела его жизнь, Иисус дает своей речью о Боге шанс на новое начало.
Это возвещение воли Божьей человеку передаст Иисус в Нагорной проповеди. Название «Нагорная проповедь» с большой долей вероятности напоминает об историческом событии. В Израиле было не принято, чтобы учитель обучал учеников где-либо кроме учебных помещений. Поучения на горе или у моря (Лука, 6,17: проповедь у горы; Матф., 5,1: Нагорная проповедь; Марк, 4,1: проповедь у моря) являлись необычными и поражали воображение. Большая Нагорная проповедь у Матфея (5–7) является подобием того, как Моисей воспринял заповеди и закон на горе Синай, и имеет долгую предысторию в предании. Она начинается с нескольких небольших кусочков, которые обобщаются вместе с другими материалами предания в программное, подобное катехизису[18] изложение послания Иисуса в Нагорной проповеди у Матфея. Ее основанием могли послужить два момента: прославление блаженства и заповедь о любви к врагу с ее обоснованием.
Основными прославлениями блаженства являются следующие три: «Блаженны нищие духом, ибо ваше есть Царствие Божие. Блаженны алчущие ныне, ибо насытитесь. Блаженны плачущие, ибо воссмеетесь» (Лука, 6,20). Сюда могло бы относиться и четвертое прославление блаженства, как следует из сравнения между Матфеем и Лукой: «Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Матф., 5,10–12; Лука, 6,22).
Они вытекают из знания Иисуса о Боге, их своеобразие заключается в обращении к тем, кто признается блаженным, и в обосновании, которое этому дается. Здесь Иисус вновь выступает заступником людей, не имеющих никакой надежды, ибо в их лице приветствуются все достойные жалости. Здесь содержится обещание, меняющее в корне их жизнь. Признается действительным то, что было обещано бедным в договоре и союзе и предсказаниях пророков — право на защиту Яхве: они получают свое право. Им принадлежит Царство Божие, они будут гостями за его столом, на долю бедных выпадет радость в Царстве Божьем. Их призывает обещание Бога и дает им вечное спасение. Обновление бедных изнутри открывает перед ними также новые возможности их земной жизни. Матфей добавил сюда и другие прославления блаженства (5,3—12), описывающие тот круг людей, через которых Бог вмешивается в земные дела.
Другим ключевым положением являются слова Иисуса о любви к врагам:
«Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас. Да будете сынами Отца вашего Небесного; ибо он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Матф., 5,44; Лука, 6,27).
Отказу от возмездия и мести врагам, терпению и добрым делам учили уже древнеизраильские мудрецы. Иисус также обращается к этому в связи со своим знанием о Боге: Бог любит людей независимо от того, служат ли они ему или отступились. Поэтому любовь к врагам является закономерным следствием знания Иисуса о Боге, и кто ему последует, не может относиться к людям иначе, чем Бог относится к нему.
С религиозно-исторической и человеческой точки зрения здесь сделан новый важнейший шаг. Как правило, религиозное поведение в культах и ритуалах разнилось с этическим поведением по отношению к ближним. Культ и ритуал, обращенные к Богу, стояли сами по себе, а обычаи и образ мыслей, относящиеся к ближним и обществу, — сами по себе. Поэтому последнее нередко попадает в сферу философии. Иисус проявляет известное равнодушие к вопросам культа и ритуала. Это показывает его отношение к субботе, к заповедям об очищении и культу. Но он проявляет живейшее участие, когда речь идет о ближнем. Для Иисуса знание о Боге является основой его этики: как Бог относится к людям, так и люди друг к другу. Иллюстрацией этому служит притча о добром самаритянине. В то время как о священнослужителях и левитах, проходящих мимо избитого человека отвернувшись, Иисус говорит очень скупо, с любовными подробностями рисует он участливую помощь самаритянина еврею, которого должен бы ненавидеть, и показывает на этом примере, что под любовью к врагу надо понимать не сентиментальную болтовню, а реальную помощь. Совершенно очевидно, что ко второму ключевому положению относится и суровая критика дружбы на корыстной основе:
18
Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в форме вопросов и ответов