«Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного делаете? Не так же ли поступают и язычники? И если делаете добро тем, которые вам делают добро, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники то же делают. И если взаймы даете тем, от которых надеетесь получить обратно, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники дают взаймы грешникам, чтобы получить обратно столько же» (Матф., 5,46; Лука,6,32–34).
То, что содержится в этих ключевых положениях Нагорной проповеди, становится у Луки основой более широкого рассмотрения. Он выстраивает следующую линию рассуждений Иисуса: милосердие Бога — выраженное в восхвалении блаженства — хочет человека милосердного — что заложено в запрете возмездия и заповеди любить врагов (6,27–35) — и отвечает человеку тем большим милосердием (6,20–42). Это относится ко всем, к кому он обращается, но в первую очередь к тем, кто играет в общине ведущую роль (6,39–42). Это принципиально подчеркнуто в словах об удвоенной мере:
«Итак, будьте милосердны, как и Отец ваш милосерд. Не судите, и не судимы будете; не осуждайте, и не будете осуждены; прощайте, и прощены будете; давайте, и дастся вам; мерою доброю, утрясенною, нагнетенною и переполненною отсыплют вам в лоно ваше; ибо какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (6,36–38).
Вновь о сокровенном образе действий Бога говорится в безличной форме, но в то же время он назван Отцом, который сам ведет себя так и желает такого же поведения. В притче о злом рабе (Матф., 18,21–35) содержится противоположный рассказ: злой раб охотно принимает выраженное к нему милосердие, прощающее ему огромный долг и дарующее утраченную свободу, сам же проявляет безжалостность по отношению к ближнему, который должен ему значительно меньше, и сажает его в долговую тюрьму. Это приводит к утрате проявленного к нему милосердия и к тому, что ему придется нести следствия своего большого долга.
По этой истории можно судить о том, как Иисус понимал один из существенных элементов учения древнеизраильских мудрецов — связь между поступками и окружающим миром. Эта связь означает: то благое, что делает человек, через нее оказывает влияние вовне и возвращается к нему, точно так же, как и дурное. Для Иисуса предпосылкой такой связи было сострадающе-любящее поведение Бога в отношении человека, являющееся ключевым моментом грядущего Божьего Царства. Его знание о Боге есть основа всякой мудрости, заключающейся во всеобъемлющем доверии к жизни, основывающейся на доверии Богу и включающей доверие к себе и ближним. Доверие было почти утрачено перед лицом несправедливости в человеческой истории, как следует из книги Иова, псалмов о страдании праведных, из скепсиса притчей царя Соломона и разочарованности в истории, наблюдаемой в апокалиптике. В знании Иисуса о Боге человеку предлагается доверять Богу, воля и согласие которого через земное существование простираются до его вечного царства.
Это знание Иисуса о Боге является основой его мудрости и знания о Царстве Божьем. Его оппоненты говорят о нем: «Учитель! Мы знаем, что Ты справедлив и не заботишься об угождении кому-либо, ибо не смотришь ни на какое лицо, но истинно пути Божию учишь» (Марк, 12,14). Учить пути Господа — это задача учителя мудрости, ибо мудрость — это указание пути для человека, который должен по нему идти. В заключительной притче Нагорной проповеди говорится: кто слушает слово Иисуса, в том из нового бытия возрастают его поведение и речи (Лука, 6,43–45, Матф., 7,15–20), и он как мудрый человек, слушая и делая, строит здание своей жизни, которое стоит на камне и не рухнет, в то время как дом, построенный на песке безрассудным человеком, не избежит катастрофы (Лука, 6,47–49; Матф., 7,24–27).
Евангелист Матфей, как и Лука, заимствует начало и конец Нагорной проповеди из притчей и излагает отдельные предания, которые встречаются также у Луки, в гораздо более расширенном виде. Следует обратить внимание на два момента. Для Матфея Нагорная проповедь является возвещением Божьей воли через Иисуса. Поскольку народ Израиля воспринимает Божью волю через законы, то особую важность приобретает вопрос о действенности закона (5 17–19) и его изложении.
Матфей формулирует условие вхождения в Царство Божье следующим образом: «Не всякий, говорящий Мне: «Господи! Господи!», войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (7,21), а в молитве «Отче наш» в середине Нагорной проповеди к просьбе о вхождении в Царство Божье добавляется другая: «Да будет воля Твоя!» (6,10). Она попала сюда из Гефсиманской молитвы Иисуса (Матф., 26, 42). Ее нельзя понимать только как готовность к страданию. Она и в Гефсиманском саду была скорее готовностью действовать по воле Отца и через человека, чем просьбой о помиловании. Это подтверждается разъяснением воли Бога в Евангелии от Иоанна (4,43; 6,37–40). Как Божья воля осуществляется на небе, так она должна осуществляться и на земле, где ей чинят препятствия. Золя Бога стоит за прославлением блаженных у Матфея, ибо воздается хвала людям, которых хочет Господь, и они таковы, как он хочет. Им предопределено быть солью земли и светом мира (5,3—16).
Божья воля определяет изложение закона, в исполнении которого отказано фарисеям и книжникам. Даже если бы они радели о законе, их справедливости в законе все равно не хватило бы на вхождение в Царство Божье. Бог хочет видеть человека во всей его благости и миролюбии, хочет видеть его господином его стремлений, чтобы человек не возжелал чужой жены, хочет видеть его правдивым и достойным доверия, чтобы его «да» было «да», а «нет» — «нет» и чтобы человеку не нужно было подкреплять свои слова клятвой и обетом. Бог хочет совершенного человека, который на причиненное зло отвечает добром и не мстит, делает добро даже своему врагу и вступается за него перед Богом и человеком. Бог хочет человека совершенного в своей благости, как совершен он сам (5,20–48).
У фарисейской теологии три фундамента, на которых основывается жизнь мира, — закон, дело любви и богослужение. Дело любви и богослужение — это средства, которыми можно компенсировать нарушения закона. В своем поучении Иисус говорит о них, излагая законы (6,1–6.16–18). Если они становятся средствами, чтобы показать людям свое благочестие, то не принесут человеку ничего иного, кроме выставления напоказ. Дело любви и богослужение имеют смысл лишь когда совершаются скрыто. Это очень важно для мира, где все выставляется напоказ, а также свидетельствует о серьезности, с которой Иисус рассматривал отношения между Богом и человеком и людей между собой. Дело любви должно происходить между тем, кто его творит, и тем, кто в этом нуждается, поскольку другой человек не должен стыдиться помощи, оказываемой ему.
Молитва должна быть короткой и происходить как беседа наедине между отцом и сыном, без свидетелей. Если человек по какой-то причине налагает на себя самоотречение и пост, то нельзя выставлять это напоказ перед людьми. Что бы человек ни делал, у него для этого есть мерило: он делает другому то, что хотел бы, чтобы другой сделал ему. Золотое правило, заимствованное из греческой философии софистов, в Нагорной проповеди получает добавление: «… ибо в этом закон и пророки» (7,12 и 5,17, они охватывают всю Нагорную проповедь).