Пятеро женщин и семеро мужчин из Ятриба сидят вокруг костра, укутанные в плотные шерстяные бурнусы, так как за жарким днем в пустыне наступает холодная ночь. То один, то другой с испугом смотрит на колонну… Однако что может сделать дьявол тому, кто верит посланцу Божьему?
Они ждут и прислушиваются. Иногда, когда скатывается камень по склону или шуршит пустынная лиса в порослях мимозы, думают они, что слышат, как идет пророк, но снова и снова разочаровываются.
— Он не придет! — шепчет один.
— Он точно придет! — отвечает другой так же тихо.
Когда огонь собирается погаснуть, они подкладывают немного сухого верблюжьего помета и отогревают свои замерзшие пальцы. Прошел долгий час, за ним второй. И вдруг перед ними бесшумно предстает Мухаммед: может, его поступь была так легка, что долгое ожидание и прислушивание притупили их слух.
— Приветствуем тебя, Мухаммед, посланник Бога!
Мухаммед, спрятав руки в складках бурнуса, несколько секунд стоит молча, прежде чем ответить хриплым голосом: «Да будет благословенна ваша ночь!»
Приветствие паломников из Ятриба приводит его в замешательство, слишком много проклинали его, слишком долго над ним глумились. Почти со страхом смотрит он на лица: серьезно ли они это сказали?
Он долго колебался, прежде чем прийти, но теперь, раскаивается в том, что последовал призыву старика из Ятриба. Если присутствующие здесь не считают его глупцом и не насмехаются, значит, они хотят услышать слово Бога от него. Но он сможет говорить только когда на него снизойдет озарение.
В то время как люди из Ятриба ждали его, он стоял неподалеку на коленях под звездным небом и умолял Бога об откровении: «Ты, великий Бог, принуждаешь меня вещать слово Твое людям, которые не желают слушать и высмеивают меня. Позволь мне теперь не стоять немым перед теми, которые готовы познать тебя!»
Но Бог нем. И снова пробудилось мучительное сомнение: действительно ли он посланец Бога? Посланники из Ятриба и не подозревают о том, что в волнении и замешательстве он сжал губы и под бурнусом руки намертво вцепились друг в друга. Они видят только, что он нем и стоит здесь, потупив взор. Через несколько минут старший из мужчин решился начать разговор.
— Мы долго ждали тебя, Мухаммед, — говорит он, — и уже боялись, что ты не придешь. Но ты здесь. Садись к огню, то, что нам нужно обсудить, не говорится так быстро.
Две женщины расстелили подстилку неподалеку от огня. Мухаммед опускается. Волнение делает его беспомощным.
— Ты должен простить нас, — продолжает старик, — если мы не подбираем слова так изысканно, как это делают мужи Мекки. Вы народ купеческий и путешествуете по всему миру, мы же простые крестьяне.
Мухаммед думает обо всех издевательских стихах, сочиненных в Мекке против него, и умение красиво говорить в этот момент не кажется ему главным.
— Мы крестьяне, неучены и знаем мало. Одно известно нам… Просим… — он прерывается. — Мы пришли, чтобы послушать тебя, а не болтать самим.
— Говори дальше! — попросил Мухаммед.
— Одно, — продолжает старик, — знаем мы: если в роду хотят командовать все, это нехорошо. Так же и в городе или на войне: вести должен один. Тут мы призадумались и решили: если на земле так, почему же на небе должно быть иначе? И здесь должен править один, держащий ангелов и джиннов, а также злых де-вов в узде в преисподней. Иначе как бы сохранился порядок?
Узкоплечий темнокожий человек в коричневом бурнусе начал: «Мы слышали о твоем учении, посланник Бога, слышали и о преследованиях. И вот мы здесь, чтобы спросить: почему ты не пришел к нам?» Как просто звучит вопрос и какая теплота исходит от него!
Мухаммед все еще молчит, глаза двенадцати человек обращены на него, наблюдают за каждым его движением, и все же нет в этом назойливости. От маленького костерка исходит приятное чувство, которого он уже так долго не ощущал, презираемый всеми. Здесь он укрыт и защищен от всяких насмешек. Как же давно он не чувствовал людей так близко! Однако озарения не было, и Мухаммед не мог провозглашать слово Бога. «Возможно, — думал он, — чем дальше мы от Бога, тем ближе к людям».
Одна из женщин повторила с робким постоянством: «Почему, посланник Бога, ты не пришел к нам?»
Светят ли звезды ярче, дует ли ветер мягче? Это люди чужого города, они ждали его прихода, они верят ему… Исчезло всякое сомнение. Он пойдет по пути, которым ведет его Бог…
Может ли он им доверять?
— Сегодня вы настроены так, — говорит он, — завтра, может быть, вас убедит враждебностъ других отвернуться от истинного Бога…
— Испытай нас!
— Ты должен вести нас!
— И мы обещаем тебе…
Старик просяще складывает руки, заставляя всех замолчать:
— Мы, мужчины и женщины из Ятриба, хотим верить в одного всемогущего Бога и служить ему. Поэтому пришли сюда. Сегодня нас мало, завтра нас может быть уже больше. Мы клянемся тебе в верности и обещаем защиту тебе и всем, кто придет от твоего имени в Ятриб. Но, посланник Бога, так же как мы доверяем тебе, так и ты должен верить, что мы последуем за тобой, должен считать нас своей семьей. Иначе все остальные будут сильнее нас!
— Иначе дьявол будет сильнее нас! — восклицает Мухаммед. — А этого не должно быть! Дьявол никогда не сможет победить тех, кто слушает слова Аллаха. Мужчины и женщины из Ятриба, я верю в вашу верность! Не Мекка, а Ятриб станет родиной Аллаха и заслужит имя, имя, отмеченное уже в раю: Медииет эн Наби, город пророка!
Старик воздел руки к небу. Он еще мало знал о новом учении, лишь то немногое, чему его научили беглецы, а из молитв он не запомнил ничего кроме начальных слов, но все же хотел показать, как серьезно его обращение:
— Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Мы обещаем защиту и нерушимую верность Мухаммеду эль Хашиму из рода корейшитов! Мы хотим охранять его учение и защищать его нашим мечом!
Огонь погас. Уже показались на востоке первые лучи наступающего утра, когда люди из Ятриба возвращались к своим палаткам украдкой по одному. Мухаммед шагал узкой козьей тропинкой по склону горы Арафат. Бледное лицо напряжено от волнения, а плечи и платок тюрбана влажны от росы. Непрерывно звучала в его ушах клятва старика из Ятриба: «Ты должен вести нас! Мы будем защищать твое учение мечом!»
Означало ли провозглашать слово Бога — вести народ? Охранять учение — взяться за меч? Находился ли рай в тени мечей?
Хадиджа должна была ответить ему, однако она молчала. Как найти разуму мужчины правильный путь, если его больше не ведет любовь и молчит Божье откровение?
Время паломничества подходит к концу, и в домах тех, кто служит великому Аллаху, готовятся вновь к переезду в горы. Все же рвение ослабло. Одно дело — покидать родину в страстном воодушевлении и бросать пламенный протест остающимся идолопоклонникам: лучше мы будем без родины, чем изменим Богу. Другое — каждый год заново взваливать себе на плечи невзгоды как привычный груз, и знать, что от этого правое дело не продвинется намного вперед.
Да и сторона противников устала от игры. Уже два года длится преследование Мухаммеда. Удовлетворение от этого уже притупилось, и нужно признать, что они ничего не достигли: никто не хотел отрекаться от пророка из-за утраченной родины. «Мусульмане, отдавшие себя воле Бога», — называли они себя. Разве не стало бы веселее, если бы они остались в городе и их посвящение себя воле Господа можно было бы каждый день испытывать насмешками и трудностями, чинимыми на их пути?
Были и те, которые настолько восхищались стойкостью гонимых, что хотели узнать новое учение, вызывающее такую душевную силу. А это являлось опасным, многие дали себя ослепить волшебством полупроговариваемой, полупропеваемой молитвы. Бану Абдеддар потерял уже третьего сына из-за Мухаммеда.
Увеличивалось количество голосов за упразднение изгнания. Абу Софиан не высказывался по этому поводу, он не знал, что было бы мудрее всего. Все, что предпринималось, служило, казалось, только усилению приверженцев фанатика.