И сколько селений мы погубили,
когда они были неправедны!
И вот они сокрушались на свои основаниях!
Сколько колодцев опустевших и
замков воздвигнутых!
Слепой Абдаллах идет по дороге в мечеть. Его палка касается края маленькой пологой лужайки, этот путь, по которому так часто ступала его нога, он проходит почти так же быстро, как и зрячий. С момента отъезда мекканского войска он передал свои обязанности наместника в руки Мухаммеда, забот у него не стало, а уважение осталось. Вся Медина видит в нем человека, на котором очевиднее всего покоится печать Аллаха.
Иногда слепой останавливается и прислушивается. Если все тихо, тогда он вздыхает с облегчением, но иногда издалека он слышит жалобный крик.
«Нет, — говорит он себе, — еще не все кончилось. Это все еще не конец».
Он входит во двор мечети, широко открыты ворота — даже Билала, хранителя священного дома, сегодня нет здесь. Только из женских покоев слышны голоса — слепой различает и узнает их: звонкий смех Аиши, нежное воркование Омм Сальмы и сухой, немного хриплый голос Хафизы.
— Где пророк? — спрашивает Абдаллах.
Он слышит испуганный вскрик и шелест женских платьев. Теперь все женщины хватаются за платки и покрывала, пока не видят, что перед ними стоит просто слепой, от которого им не нужно прятаться.
— Ох, как ты нас напугал! — кричит Аиша, смеясь. — Мы не слышали как ты вошел! Садись к нам, Абдаллах, и расскажи сказку о двух ангелах, влюбившихся в двух земных женщин!
— Моей душе не до сказок, — говорит слепой, — пока действительность полна ужаса. Где Мухаммед?
— Его здесь нет, — отвечает Омм Сальма, хватает руку Абдаллаха и ведет его в тень.
— Он там, — добавляет Хафиза и показывает на город. Абдаллах не видит жеста, но он правильно понимает слова.
— А я надеялся, что он это знает, — сказал он тихо.
В момент, когда все замолчали, еще отчетливее послышался жалобный горестный крик.
Слепой вздрогнул, как будто замерз.
— Я ходил туда, — говорит он, — там мне рассказали, что они убили уже четыреста иудеев. Сколько же может быть убитых еще?
— Разве должен был терпеть пророк предательство у ворот своего собственного города? — спрашивает Хафиза.
— Разумеется, нет! А почему он их не изгнал, как раньше иудеев Ятриба?
— Разве ты сам не видел, что из этого вышло? — вопит взволнованный детский голос Аиши. — Изгнанные иудеи вступили в союз с корейшитами, и если бы Аллах не стоял на стороне пророка, то в Медине не осталось бы и камня на камне! Побереги свое сострадание, Абдаллах! Или тебе было бы лучше, если бы продали в рабство нас, а не детей и женщин Курейца?
На этот вопрос Абдаллах не отвечает. Вытянув руку вперед, он прикасается к стене и идет обратно к воротам, не удостоив женщин прощанием.
Ему навстречу кто-то шагает тяжелыми, уверенными, размеренными шагами. Слепой не теряет времени, прислушиваясь дальше, чтобы быть вполне уверенным.
— Эй, Мухаммед! — кричит он, — что ты сделал?
Шаги затихают.
— Что я сделал? Я наказал предателей.
— Ты позволил убить их!
— Они мертвы, — отвечает пророк, — это правда.
— Почему? Почему?
Пророк убирает руку слепого, которой он хватается за его плечо.
— Почему? Ты это знаешь так же хороню, как и я. Потому что они были в сговоре с врагом, потому что с нами они заключили предательский союз. Они должны были умереть…
— Мухаммед! — восклицает слепой. — Это говорит глава города Медины! Я больше не слышу голоса пророка!
Пророк качает головой, но слепой этого не видит, он также не видит ужаса и сомнения в глазах самого Мухаммеда — он чувствует только задумчивое молчание, слышит взволнованное дыхание.
— Ты не должен был их убивать, ты должен был их изгнать. О, Мухаммед! По рву, который вы построили для своей защиты, течет кровь. Сотни трупов лежат в пыли, а плач пленных женщин доносится даже сюда! Это была воля Аллаха? Это была божественная воля?
— Так и есть, — отвечает Мухаммед. — Я хочу сказать тебе об откровении, которое я получил от архангела Гавриила: «Часть народа рукописи вы убьете, а часть возьмете в плен, а Бог передаст вам в наследство их землю, и их жилища, и их добро!»
Слепой молчит. Его худые загорелые руки скрестились поверх крюка палки, на которую он опирается.
— Так тебе сообщил Аллах? — спрашивает он тихо. — Значит, Аллах стал другим!
Он запрокидывает голову назад, белые глазные яблоки поднимаются к небу, руки отпускают палку.
— Откровение Аллаха, объявленное однажды в Мекке посланнику Бога:
Пророк не отвечает. Он поднимает палку и кладет в воздетые руки. «Аллах остался тот же, — говорит он наконец, — но божественный звук играют не на одной струне, а на многих».
Быстрыми шагами, наклонив голову вперед, ступает он к своему дому. Ответ, данный им слепому, легко было произнести, не обдумывая. Его собственная совесть проверяет его лишь теперь.
Стал ли Бог другим? Был ли он сам другим? Отрывающая от мира восторженность первых откровений вспомнилась ему, покорность, с которой он принимал приказы Бога, терпение верующей Хадиджи.
Когда теперь к нему приходил ангел и говорил с ним, то больше не обещал ему благостей рая и ужасов одного дня. Нет, он объявлял закон для этого мира: это вы можете есть, это нет. Столько добычи вы можете оставить себе, а столько-то отдайте на подаяние. И это ваши обязанности, если вы хотите развестись с женой, и это ваши права, если вы покупаете раба — а это должно быть наказанием для тех, кто не верит твоему слову…
Не стал ли он другим?
Раньше он обратил свою общину в веру — теперь по божественному приказу он возглавлял государство верующих! Время немирских благодатей прошло…
Курейца уничтожены, другие иудейские племена изгнаны, во всем оазисе Ятриба больше не зовет труба на молитву. Народ арабов — сам для себя — носитель слова Божьего, носитель веры, желающий завоевать мир.
Так в зародыше финикового ядра спрятана сила, которая однажды поднимет к облакам лиственную крону… Стал ли Бог другим?
Из веток и пальмовых листьев рабы строят хижину для Риханы, прекрасной еврейки, выбранной Мухаммедом изо всех пленных для себя. Потому что тот, кто правит государством — так размышлял он, — не должен отказывать себе в пустячном желании. Подавить желание обладать женщиной означает потратить силу на дело, не приносящее пользы. Но если ты освободишь свои мысли от этого, и твоя душа будет больше прислушиваться к тому, что ей приказывает Бог…
О Хадиджа! И в этом Бог стал другим!
Бог приказывает подчинить мир!
Мухаммед из семьи Хашим, из племени Корейши, господин оазиса и города Ятриба, предводитель восьми тысяч боеспособных мужчин, отправил послов к восточноримскому императору Ираклию в Византию: «Ты христианин и еще не слышал о последнем откровении, которое провозглашаю я, печать пророков. Обратись сам и обрати свою страну к исламу, признай, что есть только один Бог и что я — твой пророк!»
Внутренне колеблясь, сознавая, что поступает неслыханно дерзко, пророк посылает этих гонцов к императору. Но как же иначе он должен следовать приказам Бога? Какой другой путь мог он выбрать, чтобы весь мир обратить к священным словам Корана? И он думает о возвещении ангела, являющемся его оправданием: «Коран — это призыв для всего мира, и действительно вы познаете после некоторого времени, что он возвещает».