– Бренда.
Содрогаясь, задыхаясь, слегка подгибая колени, она довела себя до кульминационного момента с помощью собственного указательного пальца.
– Бренда.
Наконец она взглянула на него, вспотевшая, "со взмокшими волосами, потемневшими у корней. Он сказал:
– Иди на софу. Стань на колени спиной ко мне и держись руками за подушки.
Проделав все это, выставив свою белую попку, она оглянулась через плечо:
– Быстрее. Пожалуйста.
Смеясь, он отодвинул со своего пути кофейный столик, который опрокинулся на ковер и отъехал к стеллажу с журналами. Он стоял позади нее, снимая брюки и желтые, в полоску, трусы. Он был готов, с вздувшимися венами, твердый, как железо, огромный, как никогда, здоровый, как дуло ружья, как жеребец. И красный. Такой красный, словно по нему текла кровь. Он пробежал рукой по ее ягодицам, по золотистому пушку на ее спине, вдоль боков, скользнул вниз, к груди, коснулся нежной кожи, просунул пальцы между ее ногами. Она вся взмокла, готовая куда больше, чем он. Он даже чувствовал идущий от нее запах. Улыбаясь, он заявил:
– Ты настоящая шлюха. Просто маленькая сучка. Этакое животное. Правда, Бренда?
– Да.
– Скажи, что ты маленькое животное.
– Да. Я маленькое животное. Власть.
– Чего ты хочешь, Бренда?
– Хочу, чтобы ты вонзился в меня.
– Вот как?
– Да.
– И сильно тебе этого хочется?
– Ужасно сильно. Сладкая, сладкая власть.
– Чего ты хочешь?
– Ты знаешь!
– Разве?
– Я уже сказала!
– Скажи еще раз.
– Ты меня унижаешь.
– Да я еще и не начал.
– О Боже.
– Послушай, Бренда.
– Что?
– У тебя внутри становится все горячее. Она тихо вскрикнула. Содрогнулась.
– Чувствуешь, Бренда?
– Да.
– Все горячее и горячее.
– Нет.., я не могу…
– Не можешь вынести?
– Так горячо. Почти больно. Он улыбнулся.
– Так чего же ты хочешь?
– Я хочу, чтобы ты вонзился в меня.
– Видишь, Мириам? Я кое-что значу. Кто ты, Бренда?
– Я "замок".
– А еще ты кто?
– Шлюха.
– Я не слышу, чтобы ты часто повторяла это.
– Шлюха.
– Тебе горячо?
– Да. Да. Пожалуйста!
Примерившись, чтобы войти в нее, чувствуя головокружение от восторга, возбужденный, наэлектризованный от сознания власти, которой он обладал, Салсбери не питал иллюзий относительно того, что оргазм, возникший в мягких глубинах женщины, – самая важная сторона этого изнасилования. Его готовность, наполненность, даже семяизвержение были лишь заключительной точкой в конце предложения, заключением его декларации о независимости. За последние полчаса он уверился в себе, он освободился от дюжины мерзких шлюх, которые превращали в кошмар всю его жизнь. В том числе и от матери, особенно от матери, этой богини шлюх. После нее явились фригидные девицы, и девицы, которые смеялись над ним, и девицы, которые издевались над его неважной техникой, и девицы, которые отвергали, его с нескрываемым отвращением, и Мириам, и презренные проститутки, к услугам которых он вынужден был прибегать в последние годы. Бренда Маклин стала случайно метафоричным явлением. Если бы не подвернулась она, то на ее месте оказалась бы другая, сегодня или завтра, или послезавтра. Она была лишь куклой в руках шамана, тотемом, с помощью которого Салсбери изгонял всех шлюх из своего прошлого. Каждый дюйм его продвижения в лоно Бренды – это еще один год его прошлой жизни. И каждый жест – чем грубее, тем лучше, – свидетельство его триумфа. Он истолчет ее. Измолотит. Превратит в кусок мяса. Ей будет очень больно, но, причиняя ей эту боль, он будет представлять, что кромсает всех баб, которых он так ненавидел. Попирая это нежное белокурое животное, неумолимо меся эту плоть, разрывая ее на кусочки, он докажет свое превосходство над всеми ними.
Он раздвинул ее бедра и наклонился к ней поближе. Но едва он коснулся ее, не успев даже войти внутрь, как неожиданно началось семяизвержение. Ноги не держали его. Закричав, он упал на Бренду.
Она извивалась на подушках.
Его охватила паника. Нахлынули воспоминания о прежних неудачах. Кислые взгляды, которыми его провожали. Презрение. Его стыд и отчаяние из-за этого. Он прижал Бренду к подушкам, навалившись на нее всем телом. В отчаянии он произнес:
– Ты кончила, девочка. Ты дошла до пика и кончила. Ты меня слышишь? Ты понимаешь? Я тебе говорю – ты закончила.
Подушки заглушили ее ответ.
– Чувствуешь?
– М-м-м-м.
– Ты чувствуешь?
Подняв голову, она воскликнула:
– Боже, да!
– Ты не испытывала прежде ничего подобного.
– Нет еще. Никогда. – Она задыхалась.
– Чувствуешь?
– Чувствую.
– Горячо?
– Так горячо.., о-о!
– Теперь все. Ты закончила.
Она перестала извиваться под ним.
– Закругляйся. Вот и все.
– Так здорово… Нежно.
– Ты маленькое животное. И тут она, наконец, ослабла. В дверь позвонили.
– Что за черт?
Она не двигалась.
Рванувшись от нее прочь, он вскочил на ноги, пытаясь шагнуть в спустившихся до щиколоток брюках, и едва не упал. Он подхватил трусы, натянул их, затем напялил брюки.
– Ты говорила, что никого не ждешь.
– Не ждала.
– Тогда кто это?
Бренда перевернулась на спину. Она казалась пресыщенной.
– Кто это? – допытывался он.
– Не знаю.
– Ради Бога, оденься.
Она лениво поднялась со своего ложа.
– Быстрее, черт побери!
Она покорно натянула одежду.
Он подошел к одному из выходящих на улицу окон, отогнул край шторы – всего на дюйм, лишь бы увидеть крыльцо. У дверей стояла женщина, не подозревая о том, что ее разглядывают. В сандалиях, белых шортах и оранжевом джемпере с глубоким вырезом, она выглядела еще лучше, чем Бренда Маклин.
– Я оделась, – сообщила Бренда. В дверь снова позвонили. Отпустив штору, Салсбери сказал:
– Там женщина. Лучше выйди к ней, но постарайся избавиться от нее. Делай, что хочешь, только не пускай ее в дом.
– А что мне сказать?
– Если это кто-то, кого ты не знаешь, тебе вообще ничего не придется говорить.
– А если нет?
– Скажи, что у тебя болит голова. Жуткая мигрень. Теперь иди.
Она вышла из комнаты.
Когда он услышал, как открывается входная дверь, он снова отогнул бархатистую портьеру и увидел улыбку на лице женщины в оранжевом джемпере. Она что-то произнесла. Бренда ответила, и радостное выражение на лице гостьи сменилось озабоченным. За разделявшими их стенами и окнами голоса были почти не слышны ему. Он не мог следить за ходом беседы, но, похоже, она завершалась.
"Может быть, стоило впустить ее сюда, – подумал он. – Использовать кодовую фразу, а потом заняться ими обеими.