Гаврила Романович Державин родился в июле 1743 года.
Этот «случай» произошел в июле 1793 года.
Так великий поэт отпраздновал свое пятидесятилетие.
Державин достоверно описывает падение у пруда, но упрощает причины своего политического паденья.
Потому что.
Через шесть недель, «на излечение его употребленных», Екатерина II поручила своему статс-секретарю дело Сутерлянда. Банкир Сутерлянд брал деньги из государственного казначейства. Цель: пересылка денег в Англию. Во всех бухгалтериях было известно: Сутерлянд отправил в Англию 6000000 гульденов (2000000 рублей). Все шло хорошо.
До поры до времени. Английский министр финансов все-таки прислал письмо Екатерине, в котором сообщал: никаких денег Англия не получила, никаких. Екатерина потребовала: Сутерлянд, переведите министру государственные деньги. Сейчас же.
Но Сутерлянд — не мог. У него не осталось ни копейки. Он объявил себя банкротом.
Державин расследовал порученное ему дело и выяснил следующие любопытные подробности: «Все казенные деньги потрачены были взаимообразно, по распискам и без расписок самыми знатными ближними, окружающими императрицу вельможами, как-то: князем Потемкиным-Таврическим, князем Вяземским (генерал-прокурором Сената), графом Безбородко, вице-канцлером Остерманом и другими. Великий князь Павел Петрович (сын Екатерины и будущий император Российской империи) тоже брал в долг у Сутерлянда. Все брали и никто не возвращал».
Государыня велела поступить по законам.
Сутерлянд испугался суда. Он отравился.
Державин расследовал дело и выяснил, кто сколько брал у банкира.
«Державин входит, видит Государыню в чрезвычайном гневе, так что лицо пылает огнем, скулы трясутся. Завязанное в салфетке дело он взнес в кабинет и положил перед ЕЯ лицом».
— Докладывай! Кто воры? — воскликнула императрица.
Державин начал с Павла. Екатерина ненавидела сына за то, что по правилам престолонаследия на престоле должен был быть — он, а не — она. За это Екатерина и ненавидела сына.
Поэтому она не без удовольствия слушала о Павле, причмокивала даже. Она перебивала докладчика, восклицая:
— Мотает! Таскается! По бабам! Строит! Дворцы для кобыл! Бездельник!
Державин доложил о Павле.
— Не знаю, что с ним и делать… — хищно призадумалась Екатерина. И посмотрела на своего секретаря, ища сочувствия.
Державин промолчал. Потом опустил свое мясистое лицо, но приподнял брови, нарисованные, как у клоуна, смешно сморщился и сказал:
— Князь Потемкин-Таврический потратил больше.
— Ну уж и больше! — рассмеялась императрица неестественно.
— В двенадцать раз больше, — невозмутимо продолжал Державин. — Потемкин растратил восемьсот тысяч рублей — почти половину.
— Ты мне не тыкай! — вдруг взвилась Екатерина. — Потемкин многие надобности имел по службе и нередко издерживал свои собственные деньги. — Екатерина засуетилась, взяла почему-то с мраморного столика бронзовый канделябр с тремя свечами, опустилась опять на свой белый лондонский стул и, помахивая канделябром-трезубцем, как веером, сказала:
— Ах, пустяки! Беру его долги на свой счет!
(Потемкин еще был фаворитом.)
В списке должников опять попался Павел.
— Вот видишь! — возмутилась Екатерина и направила трезубец на секретаря. Теперь она сидела на стуле, как Посейдон с трезубцем.
Она продолжала:
— Как видишь, сей тип все тратит и тратит, не так ли? Это из-за него Сутерлянд отравился, а какой был банкир!
Державин, не поморщившись, сказал холодно. Сказал ледяным голосом:
— Зубов потратил больше.
Екатерина окаменела. Зубов стал одним из любимейших ее фаворитов.
— Зубов потратил в четыре раза больше, — сказал Державин, не отворачиваясь.
Тогда императрица выпустила трезубец, опустила трясущуюся руку и позвонила в колокольчик. Вошел камергер.
Старое фарфоровое лицо государыни налилось кровью. Она молчала и тяжело дышала. Екатерина сказала камергеру (гренадер в красной куртке со шнуровкой):
— Присаживайся, дружок! Посиди, пожалуйста, миленький, пока этот докладывает. Он меня чуть не избил! Он прибить меня хочет.
Державин писал:
«С сим словом она вспыхнула, раскраснелась и закричала Державину:
— Пошел вон!»
Поэт пошел. «В крайнем смущенье».