Однако восточный ум, несмотря на свой традиционный идеализм, подвержен влиянию сугубо практических соображений, и с точки зрения материальных интересов возможность открытия южной оконечности Африки была значительно менее привлекательной для арабов, чем для португальцев. Как хозяева Индийского океана, эффективно защищенные от западной конкуренции Суэцким перешейком, они были монополистами и вели значительно более обширные морские перевозки, чем можно предположить, и, естественно, желали сохранить такое положение дел. Поэтому им вовсе не казалась привлекательной возможность пустить в свои «владения» западные суда. Допуск чужеземцев в районы, которые они привыкли считать своей вотчиной, в глазах арабов не компенсировался возможностью продлить свои морские рейсы до атлантических портов, открыв новые судоходные линии.
Существовал только один довод в пользу именно такого развития событий, да и тот зависел от определенных, весьма проблематичных условий. Мусульманские судовладельцы сильно страдали от своих собратьев по религии, которые обладали властью или имели коммерческий авторитет в портах Египта и Ирана, а также от заоблачных платежей, которые требовали караванщики, перевозящие грузы из портов Красного моря на Средиземное море. Альтернативная линия перевозки освободила бы арабов от власти ненасытных тиранов и стала бы настоящей панацеей… если бы только удалось не пропустить европейские суда дальше Мозамбика. В конце концов, жители Запада вполне могли бы довольствоваться этим портом как местом встречи и обмена грузами между судами с двух океанов. Однако гарантии, что европейцы согласятся с таким ограничением, не было, и перспектива ее получения была слишком маловероятной, чтобы перевесить другие соображения.
С точки зрения атлантических наций успешный исход упорных исследований португальцев имел совсем иной аспект и вызвал в Европе шумные дебаты. Хотя возможные последствия открытия казались воистину безграничными, неуверенность породила паузу, растянувшуюся на несколько лет. Тому имелось несколько разных причин, главной из которых был глас Колумба, упорно заявлявшего (агитируя испанских монархов Фердинанда и Изабеллу), что, поскольку Земля круглая, прямой путь в Азию должен лежать на запад через Атлантику. Надо только, чтобы люди осмелились по нему пойти, и будет он значительно короче, чем долгий и трудный маршрут, найденный Диашем. Потом величайший морской исследователь в истории (есть и другие мнения по поводу величайшего. – Ред.) сам отправился в неизведанный западный океан, чтобы решить этот важнейший вопрос, и вернулся с сенсационным открытием. Оказывается, в шести неделях пути на запад от Канарских островов действительно находится земля, которая, как утверждал Колумб, часть Азии. К общему мнению, провозгласившему Колумба пророком, присоединился и португальский король. (Кстати, Колумб, до того как он убеждал в необходимости экспедиции испанских монархов, предлагал то же самое португальскому королю Жуану II, но тот в 1484 г. Колумбу отказал. – Ред.) Убедившись, что великие азиатские царства, вероятнее всего, располагаются всего в двух-трех месяцах пути на запад от его столицы, Жуан II временно отказался от попыток осваивать путь к мысу Бурь, до которого, хотя он всего лишь на полпути к Азии, придется добираться шесть месяцев. Уверовав в это, он отложил на время проект открытия торгового пути с Востоком вокруг Африки, и, как и все европейские коронованные особы, сосредоточился на возможностях, открывшихся после путешествия «Санта-Марии», надеясь ворваться на новые мировые рынки через ворота, открытые Колумбом. («Санта-Мария» была самым большим из трех судов Колумба в его первом плавании. Однако она села на рифы у острова Эспаньола (Гаити), и плавание заканчивали, вернувшись в Испанию, «Пинта» и «Нинья». – Ред.)