— Ладно, ухожу. Пошли несколько человек к Пиме, только надежных. Кому-то вдруг показалось, что я знаю нечто важное.
— Уже послал. Где вы остановитесь? Советую в нашей гостинице…
— Пока ничего не говорите Пиме, только охраняйте ее, я буду тут, неподалеку, потом посмотрим.
Неподалеку?! Я не отходил ни на шаг от членов бригады, которая буквально разобрала мой дом по кирпичику и ловко собрала обратно. Дуг Саркисян приехал два часа спустя, наверняка вызванный кем-то из доведенных до белой горячки подчиненных, и мы пошли в ближайший бар выпить пива. Клиентуру здесь сегодня составляли одни лишь сотрудники ЦБР, лишь перепуганный владелец заведения был не из этой фирмы.
Ничего не нашли. Ни следа пребывания девушки в моем доме, ни — что было логичным следствием ее «не-визита» — малейшего следа чьей-либо посторонней деятельности на территории дома и его двух охранных сетей.
— Поставим тебе еще одну «охранку», — предложил Дуг.
— Можешь, но дело не в этом, — поморщившись, ответил я.
— А в чем? — для проформы спросил он.
— Я просто получил сообщение: «От нас, приятель, тебе не спрятаться за своим забором!» Понимаешь? В письмо я мог бы не поверить, запись — проигнорировать, но когда приходит некто, демонстрируя, насколько далеко они проникли в структуры ЦБР… — Я пожал плечами. — Нужно быть идиотом, чтобы не понять подобного намека.
— А кому ты наступил на хвост? — Я фыркнул:
— Если бы я знал! Честное слово!
Саркисян неожиданно протянул руку к пачке и выхватил из нее сигарету. Я остолбенел. А он ловко закурил и затянулся так, что струйки дыма едва не пошли у него из ушей.
— Не преувеличивай… — пробормотал я.
— Не пре-у-ве-ли-чи-вай?! — прошипел он. Краем глаза я заметил, что бармен нырнул под стойку и больше не появлялся. Похоже, однако, что и он был из ЦБР. — Кто-то знает, что сегодня к тебе должны были прийти с проверкой охранной системы…
— Но с самой обычной… — попытался я отнестись к делу несерьезно. — Просто…
Он вытянул руку и с такой силой схватил меня за запястье, что часы испуганно пискнули, а потом квакнули, чего никогда раньше с ними не бывало. Когда Дуг убрал свою армянскую лапищу, я посмотрел на экран часов. Он был темным, словно портер в наших кружках.
— Оуэн, перестань! Знаешь, на сколько степеней мы делим секретность подобных «обычных» проверок? На четыре. У твоей системы — четыре, а все знают, что, может быть, даже и шесть, поскольку я добавляю две своих личных. И вдруг кто-то подставляет мне голую задницу с предложением поцеловать!
— Скажи «сука», — предложил я.
— Что?
— Скажи «сука», это тебя успокоит.
Он набрал в грудь воздуха, так что даже салфетки на столике зашевелились. Потом улыбнулся. Я испытал гордость по поводу своего умения приводить его в нормальное состояние.
— Может, это и не слишком подходящий момент для подобных предложений, но я попробую: переходи работать в ЦБР, — вдруг сказал он и снова улыбнулся. — От тебя будет немало пользы — никто не в состоянии так разрядить на себя мою злость, как ты.
— А я думал, что действую на тебя как бальзам на раны…
— Именно!
Он погасил сигарету и глотнул пива. Из-за стойки появился бармен, нахмурившись так, что брови сошлись у него на лбу.
— Ролли, что там дома у мистера Йитса? — бросил в пространство Саркисян.
— Уже заканчивают уборку, им нужно еще пятнадцать минут, — быстро ответил бармен.
Я посмотрел на необратимо раздавленные часы и с укоризненным видом показал их Саркисяну. Он небрежно махнул рукой.
— У нас есть шанс успеть до прихода Пимы, — сказал он.
Мы успели.
Но это ничем не помогло. Мы сидели в гостиной, потягивая бурбон и спокойно дыша, — о нет, не помогло. Пима вошла в кухню, потом вышла и спросила:
— Что случилось?
Обмануть ее было невозможно: банка с кленовым сахаром стояла не на своем месте!
Я объяснил ситуацию. Потом каялся Саркисян. Затем я снова взял слово и пожаловался на Дуга, который раздавил мои часы, а он поклялся, что купит мне самые лучшие, какие найдет в ближайшем магазине. Потом я смешал Пиме кампари с водкой и льдом. И мы уже улыбались, атмосфера уже почти разрядилась, когда зазвонил телефон. Я не успел, ответила Пима, а она, как и я, не любит громкую связь. Она приложила трубку к уху, но несколько мгновений спустя та выпала из ее руки.
— Фил… — прошептала она.
Я не двинулся с места. Я не мог. Я окаменел. К трубке метнулся Саркисян.
— Да? Говорите! — Немного послушав, он помахал мне рукой; я понял, что он успокаивает меня и Пиму… — Нет! Ничего не трогайте, никого не выпускайте с территории лагеря, отключите телефонную линию… — Он снова послушал. — Потому что я так сказал! Через несколько минут у вас будут компетентные люди… Да! Если вы не окажете им всемерное, стопроцентное содействие, то вся ваша организация отправится ко всем чертям!
Он бросил трубку и вышел на террасу, говоря что-то в свой телефон. Мне удалось встать и подойти к Пиме. Она подняла ко мне лицо, голова у нее тряслась.
— Она сказала, что Фил… и какой-то его приятель… пропали… — Она расплакалась и уткнулась мне в грудь. — И был какой-то странный звонок… С требованием выкупа!
— Это хорошо, дорогая, это прекрасно… — Я гладил ее по голове и повторял «прекрасно», словно заклинание. — Прекрасно… Это просто какой-то придурок, который считает, что в такие лагеря не ездят дети бедноты, и хочет заработать несколько легких тысяч. Ну и хорошо. Заработает. — Я посмотрел из-за ее плеча на Дуга, который вошел в дом и постучал пальцем по часам. Одновременно за его спиной материализовались две женщины и мужчина. — Дорогая…
Она оторвалась от меня и огляделась.
— Они останутся с тобой, хорошо? — спросил ее Саркисян. — Мы летим. Поехали в сквер, не будем устраивать большего цирка, чем требуется.
Я побежал наверх и схватил куртку, а из своего тайника — сумку с личным аварийным комплектом, который когда-то себе собрал. Может, у ЦБР есть игрушки и получше, но мои уже испытаны в деле, да иногда и менее известны. Я причмокнул, подзывая Монти. Это было какое-то вдохновение, нечто, чего я вообще не ожидал, но раз уж оно на меня нашло, я не собирался отказываться. Монти спокойно поднялся с подстилки и окинул присутствующих взглядом, словно спрашивая: «Ты в самом деле меня зовешь?» Я прижал к себе Пиму и поцеловал в ухо. Она чмокнула меня в щеку, но почти машинально.
— Феба, охраняй хозяйку!
Мы выбежали из дома — фургон уже ждал. Несколько минут езды, и мы выскочили возле сквера.
— Мы что, в самом деле берем с собой Монти? — крикнул мне Саркисян, когда вертолет начал садиться на краю самого большого в окрестностях участка зелени.
— Да!
— Ведь он сибарит и лентяй? Так ты говорил… — Мы побежали к вертолету.
— Я тоже сибарит и лентяй!
Монти бежал возле моей левой ноги. Вскочив внутрь, он тут же улегся возле моего кресла. Я вспомнил, что сегодня он еще не ел, но с этим пока что не мог ничего поделать. Я надел шлем и пристегнул ремни.
Мы взлетели.
В голове у меня царила сумятица, но я отбрасывал все мысли относительно похищения. Когда же я все подытожил, в голове образовалась пустота, а затем возник вопрос о ненормальном поведении Монти.
Он еще не ел, но побежал за мной!
«Никаких следов…»
Палатку Фила закрывали тонкие столбики разнообразных датчиков — запаховых, визуальных, регистрирующих следы в инфракрасных лучах, свечение Киллиана и еще несколько десятков других. На то, чтобы с ними конкурировать, у меня не было никаких шансов.
— На телефонный звонок ответила некая Соббойя, Тельма Соббойя, — поспешно докладывал один из местных полицейских. Он оторвал взгляд от блокнота и посмотрел на Саркисяна. — У нас есть запись, сейчас она анализируется… Звонивший спокойно велел известить родителей и сказал, что рассчитывает на сто пятьдесят тысяч долларов. Далее следовали инструкции, видимо, записанные на пленку, так как эта Соббойя пыталась с ним разговаривать, но он лишь продолжал читать, монотонно и отчетливо… — Он замолчал и, приложив к уху телефон, некоторое время слушал. — Никаких следов, — сообщил он нам. — Запись разговора была несколько раз оцифрована и проанализирована на разного рода вокодерах. Источник звонка определить невозможно, соединение через несколько станций и спутников… — Он пожал плечами.