— Так. Всё правильно. Спасибо.
Я разъединился и вдруг сообразил, что за целый день мне даже не пришло в голову сходить взглянуть на свой новый дом, который я пока видел только на экране компа. Почему, черт побери, я об этом не подумал? Может быть… Наверное, только потому, что до сих пор я никогда никуда не переезжал, — сразу же после приезда в Нью-Йорк я занял контору и квартиру после одного типа, которого видел пятнадцать минут, в приемной у адвоката. Казалось, он был счастлив, покидая Большое Яблоко.
— Работы у тебя будет до… черта. — Он явно хотел произнести какое-то другое слово. — Неверные жены, у которых время и мужчины текут сквозь пальцы, злые мужья, ревнующие их к мускулистым парням, которым не повезло в киноиндустрии и мире моды. Кроме того, знаешь, тут каждый день находят около трех десятков трупов, и семья каждого из них может оказаться твоим клиентом. Тысячи адвокатов ищут миллионы шансов для своей клиентуры — алиби, свидетелей, фотографии… Еще тысячи заказчиков — это прокуроры и родственники жертв, которым хочется поджарить чью-нибудь задницу на электрическом стуле. А еще — шантажи, изнасилования, доносы, промышленный шпионаж, вымогательства, мафия, гангстеры… Работы тебе, брат, хватит!
Я не выдержал:
— Так чего же ты, братец, сматываешься?
— За… колебало! — с неожиданной яростью буркнул он.
И это были последние слова, которые я от него услышал, если не считать какого-то неразборчивого бормотания, когда мы пожимали друг другу руки шесть минут спустя. Что-то вроде эпитафии самому себе. Я попытался вспомнить, не хотелось ли мне сказать то же самое, когда я отправлялся в Редлиф, но, видимо, я был не столь решителен, как этот Энди, а может быть, Рэнди Кулявик. Хотя его полные горечи слова я уже через неделю собирался выгравировать на табличке и повесить у себя в гостиной. Тогда победил юношеский оптимизм, ну и кроме того, я всегда мог отстаивать свою правоту, объясняя себе, что если бы не было нужды в моих услугах, мы жили бы в раю. Где я подыхал бы от голода.
Я повернулся на бок. Меня охватила странная усталость, где-то чуть ниже гортани начал формироваться зевок, глаза начали сами собой закрываться. Пусть так и бу…у…у…удет… У меня не было желания ни кого-либо выслеживать, ни осматривать новую контору и дом, ни навещать кого-то из знакомых в Редлифе, то есть Валери Полмант, ни выпивать, ни… да, даже курить. Мне хотелось спать. Я сбросил с ног кроссовки и накрылся одеялом. Стало тепло, сухо и тихо.
«Мой вид не тронул никого из соседей…»
Снятый мной дом обладал одним неоспоримым преимуществом — он занимал вторую позицию в узком переулке, отходившем от центральной площади Редлифа. От нее шли еще четыре улицы, по одной с каждого угла; дополнительным, нарушавшим симметрию ответвлением был переулок Сола О'Броджа, вероятнее всего, появившийся, когда кто-то из влиятельных горожан, какой-нибудь мэр или судья, решил поселиться в собственном доме, но недалеко от места работы. Дом номер четыре выглядел несколько странно — слишком маленький для резиденции местной шишки, но явно не построенный кем попало. В качестве рабочей гипотезы, еще в Нью-Йорке, я предположил, что некая важная персона построила этот дом для кого-то из опозоривших семью наследников, сына или дочери. Так или иначе, расположение его было просто идеальным, о каком можно было только мечтать.
Что же касается всего остального… Дом был построен в форме прямоугольника, к длинной стороне которого примыкал небольшой выступ, вследствие чего дом имел в плане форму неправильной буквы «L». Выступ доходил до середины гаража, в который нужно было въезжать под прямым углом, подъездная же дорожка имела в длину метров тридцать. Соседствовавшая с гаражом кухня была самым большим помещением в доме, словно там предполагалось давать обеды на семьдесят персон. Остальная часть одноэтажного строения представляла собой идеальный прямоугольник, разделение которого на комнаты наводило на мысль о том, что его проектировал кто-то совершенно незнакомый с архитектурой, к тому же торопившийся и не собиравшийся выступать на конкурсе «Дом Года»: одна четверть — туалет и ванная, одна четверть — гостиная, две остальных четверти — две спальни. Всё. Ах да, еще забыл про маленький подвал под частью кухни и частью гаража. Разглядывая план, я, помню, злорадно подумал, что наверняка в этом месте была яма, а владельцу участка не хотелось ее засыпать.
Несколько минут я сидел в машине, глядя на свой новый дом. Стеклоочистители то и дело проносились по стеклу, докучливый дождик насыщал Редлиф водой, которой хватило бы на несколько последующих десятилетий. Потом я выскочил, вбежал под козырек над входом и долго стоял, постукивая ключами по кончикам пальцев. Мой вид не тронул никого из соседей, никто не вышел, никто не спросил меня, что я тут делаю, — видимо, они знали, кто я, или их вовсе не интересовало, кто поселится в этом смешном домишке, который меньше их кладовых для лыж. Во всяком случае, несмотря на то что граница участка проходила вдоль заброшенной грядки под окнами обеих моих спален, ближайший дом находился где-то в двухстах пятидесяти метрах.
Я повернулся к входной двери, в стеклянной поверхности которой отражался размеренно двигающий челюстью высокий худой тип, одетый свободно, скорее в спортивном стиле; при более внимательном рассмотрении можно было заметить, что на лбу у него солидных размеров шишка. В руке он держал ключи, которыми, казалось, не слишком спешил воспользоваться. Назло ему я отпер дверь и вошел, мимоходом оглядевшись по сторонам. Ничего. Ноль интереса. Если так пойдет и дальше, я начну тосковать по вентиляционным ходам, несколько километров которых я в свое время преодолел ползком, подглядывая и фотографируя бегающих на сторону муженьков и чужих жен. Положив на пол пакет с покупками, я достал из него банку «Хайнекена», пачку бумаги и толстый фломастер и приступил к процедуре переезда. На дверь кухни я наклеил листок с единицей, на дверь ванной — двойку, на одну спальню — тройку (это помещение действительно предназначалось под спальню), наконец, на дверь второй спальни, ближе к входу, я наклеил четверку — кабинет. Только теперь я открыл банку. После работы, так, как я люблю.
Выпив половину ее холодного содержимого, я присел у стены. На плане дома были четко указаны водопроводная сеть, электропроводка, телефонные провода, оптоволокно для компьютера и так далее. Большего мне и не требовалось. Отвернув два крана, я спустил воду. Раздались хрип и бульканье, пахнуло подвальной вонью, словно я смотрел второразрядный фильм ужасов и сейчас из крана должна была хлынуть кровь и полезть внутренности. Но нет — полилась лишь вода, очередное разочарование. То же ждало меня в ванной и туалете. Если дом и имел свою кровавую историю, то он не демонстрировал ее кому попало и с первого раза. Я посмотрел на часы — двенадцать сорок. Можно было еще сидеть в отеле, подумал я, в глубине души мечтая, чтобы судьба послала к моим дверям грузовик «Ларри и сыновья. Всё и везде!», и — ура! — так оно и случилось. Я услышал низкий звук двигателя ползущей по узкой улице машины, резкое шипение выпускаемого из тормозов воздуха, и еще через несколько секунд — щелчок тяжелой дверцы. Потягивая пиво и не веря собственному счастью, я открыл дверь.
— Мистер Хэмисдейл?
— Да.
— Вносим?
— Да.
Пример краткого диалога, возможного лишь в реальной жизни, за такое не платят ни в кино, ни на радио, не хватило бы даже на хлеб и воду для сценариста.
Водитель вернулся к грузовику, небрежно махнув рукой. Из кабины выскочила его копия, помоложе и не такая пузатая; сын посмотрел на небо и помчался назад. Я немного подумал, но решил не вмешиваться в их работу со своими профессиональными советами. Для начала я поставил пиво в холодильник, сменил воду в резервуаре для льда и по-хозяйски огляделся; судя по всему, можно было начинать новую жизнь. Я допил пиво, глядя в окно на возню возле туши мастодонта, копии незабываемого «мака», короля федеральных автострад.