— Шеф?.. Минуту… — Фред повернулся к нам и состроил злобную физиономию, требуя вывести подозреваемого из комнаты. Он терпеливо ждал, пока я вставал, поправлял рукава куртки и не спеша шествовал к выходу. Мы прошли через холл в кухню; возле стола один из техников копался в своем тяжелом многослойном чемодане из хромированной стали.
— Здесь будет множество моих отпечатков, — сказал я. — Так же, как и в спальне наверху, и в ванной, рядом со спальней. Я провел здесь ночь, — добавил я, объясняя до конца ситуацию тому из полицейских, кто настаивал на звонке шерифу.
— Меня это не волнует, — бросил он. — С завтрашнего дня я в отпуске, и кроме того, тебя пока никто ни о чем не спрашивает. — Он обменялся взглядами с коллегой. — Будет адвокат — поговорите, дашь показания. — Он прикрыл глаза и зевнул, почти не открывая рта.
— А нельзя ли увидеть тело? — спросил я. Я чувствовал, что мне лучше было бы помолчать, что я веду себя чересчур активно и это никому не понравится, включая меня самого через несколько часов, но я не мог удержаться и продолжал: — Есть какие-нибудь следы, которые…
— Послушай, — раздраженно прервал коп, и мне сразу же захотелось дать самому себе пинка под зад, прямо у них на глазах. Сейчас, подумал я, он скажет, что мы отнюдь не коллеги, что придурок Фред — это одно, я — совсем другое, а он — вообще третье, и так далее. — То, что я тебя защищаю… — он не договорил, но я понял, что он имеет в виду, — это одно, а то, что я не люблю частных детективов, — другое. Давай не будем брататься, это у нас всё равно не получится. — Он мягко подтолкнул меня, но, похоже, ожидал сопротивления с моей стороны. — Сядь и сиди спокойно. И не слишком усердствуй, себе дороже.
— Да уж, — бросил я, закидывая ногу на ногу. — Четкость твоих формулировок меня прямо-таки потрясает…
— Спокойнее, приятель, — подал голос второй. — Сейчас не до шуток, это не очередная серия «Дневника сержанта Фридея». Не стоит усложнять себе жизнь.
Мне не потребовалось слишком долго размышлять, чтобы понять, что он во многом прав. Мысленно обругав себя, я сел поудобнее и полез в карман за сигаретами. Ах да, я же не курю! Непреодолимое желание охватило меня примерно так же, как и несколько десятков раз в день в течение… скольких уже? С четырнадцатого… сегодня пятое — двадцати двух дней. Мой рекорд. Теперь я буду побивать свой новый вчерашний рекорд, завтра — сегодняшний, послезавтра — завтрашний. Это будет нелегко — один из полицейских только что характерным движением полез в карман. Я закрыл глаза, откинув голову на спинку дивана, пытаясь о чем-то думать, но тут же осознал, что напрягаю слух, хотя непонятно зачем, и принюхиваюсь, словно мексиканский редхаунд, вся жизненная философия которого заключается в обонянии. Он мог бы быть эмблемой частных детективов…
— Говорят, — кто-то встряхнул меня за плечо, — будто здоровый сон свидетельствует о невиновности. — Я открыл глаза. Знакомый уже мне полицейский смотрел на меня, иронически усмехаясь. — Но Аль Капоне, например, не принял в тюрьме ни одной таблетки снотворного. После того, как я об этом прочитал, я перестал верить в народные приметы. — Он оглянулся через плечо. — Пошли.
Вздохнув, я встал и пошел за ним; второй шел за моей спиной. По дороге я увидел, что Фред всё еще стоит с трубкой возле уха и ритмично кивает, затем дергает головой вверх, открывает рот, втягивает воздух и снова его закрывает, затем последовательность возобновлялась. Кто-то его всерьез воспитывал. Мне понравился шериф Хольгер… как его там? Лайонел Барсморт.
Улица встретила нас — а как же иначе? — довольно сильным дождем, так что мы галопом бросились к вишневому «эссексу», и я прыгнул на заднее сиденье, меня даже не пришлось поторапливать. Мы молча доехали до участка. Я уже готовился к разговору с шерифом, но менее разговорчивый из копов сразу же потащил меня по лестнице вниз; это означало, что либо он ведет меня в зал пыток, либо в камеру на удобную койку. Вся мебель и прочая обстановка были белого или черного цвета, единственными разноцветными пятнами являлись арестованные. Я догадался, что кто-то хотел этим сказать: здесь, братец, есть только виновные или невиновные. И невиновным ты не являешься…
Именно поэтому я ожидал скорее зала пыток, но такового здесь не имелось. Я улегся на жесткий черный матрас, приклеенный к твердой койке, в свою очередь, приклеенной к стене — белой. Разложив одеяло, чтобы не застудить почки, я погрузился в размышления — не белые, не черные, скорее, серые и отнюдь не веселые: слишком многое пошло не так, а кто-то более требовательный, чем я, даже сказал бы — совсем не так. Не так я должен был появиться в Редлифе, во всяком случае, не на угнанном в спешке БМВ. Я не планировал завязывать какие-либо близкие знакомства уже в первый вечер, не говоря уже о том, чтобы разбить себе голову. Тем более я не нуждался в ночлеге в подвале городской полиции — в конце концов, я снял вполне приличный дом недалеко от центра города. Я подумал, хорошо ли я сделал, не подключив к компьютеру модем, но, в конце концов, меня ни в чем особенном не обвиняли — так просто, откуда ни возьмись, у дверей убитой появляется никому не известный мужчина, чужой в этом городе… Я сам бы его арестовал, даже если бы он отказывался от каких бы то ни было связей с жертвой.
Жертва… Неужели мое появление побудило кого-то поспешно заткнуть ей рот? Или я просто, как опоздавший зритель, пришел под конец третьего акта и сижу, удивляясь тому, как много всего произошло без меня? Она разговаривала с кем-то ночью, разговаривала довольно долго, а ведь было уже поздно, не самое подходящее время для разговора об очередном полном ужасов сценарии, разве что именно ночью принято говорить о страшном? Не знаю, но скорее бы я решил, что это был личный разговор, долгий личный разговор с кем-то хорошо знакомым, может, с подругой, может, с хорошим другом. А где-то на середине разговора звучит реплика: «А знаешь, какое у меня сегодня было приключение? Я стукнула по голове какого-то пробегавшего мимо типа и устроила ему сотрясение мозга! Теперь лежит, бедняга, в моей спальне для гостей, ну знаешь, той наверху, и спит после немалой дозы лекарств. Что? Да, я вызвала доктора Вернера… Да нет, какой бродяга! Это детектив из Нью-Йорка… Не знаю, не впадай в панику…»
Я почувствовал, что мой сценарий начинает меня затягивать, словно я видел, как эту сцену играет, например, Трэси Хайд. Она мне не особо нравится, но у нее бы это неплохо получилось! Итак, она говорит: «Он первый день в нашем городе… Да, приехал сегодня. Что? Нет, не волнуйся — не может быть, чтобы он специально разбил себе голову о мою дверцу, в конце концов, это я его стукнула!.. Да, я уверена! Я не кричу, просто ты меня раздражаешь своими подозрениями. Приезжай завтра и познакомишься с ним… Ладно, попробую с ним как-то договориться. Ладно… Ладно…»
Трубка положена. Конец связи.
Какие у меня основания полагать, что всё было именно так? Почти никаких. Скорее все можно было бы списать на случайность — подброшенная сколько-то раз монета когда-нибудь упадет на ребро. У меня самого когда-то выпал из рук стеклянный шар, отскочил от земли и снова попал в мои дрожащие руки. Случайность. Идет спокойная жизнь маленького городка, претендующего на звание зимнего курорта, а тут появляется детектив и удивляется тому, что в городе что-то происходит. Просто, дорогой мой, ты должен вписаться в местную жизнь. Может быть, тогда многое перестанет тебя удивлять?
С этой мыслью я отключился и заснул.
«…я выругался, словно поляк с похмелья при виде молока…»
Утром, еще до того, как программа «Тюремный капеллан» полицейского компа начала созывать заблудшие души к молитве, я вскочил с койки, свежий, выспавшийся и готовый к новым впечатлениям. Похоже, дождь кончился: сквозь узкое зарешеченное окошко пробивались лучи солнца. Схватившись за решетку, я подтянулся на руках и смог наконец увидеть, что мы действительно находимся в долине, а не в неглубокой впадине между едва видимыми в тумане тенями гор.