Я быстрым шагом отошел подальше и из первой же будки позвонил по известному мне номеру, а когда наткнулся на БМВ, к которому подошла моя довольно примитивная отмычка, — рискнул его угнать. А теперь я хотя и находился в городе, куда так или иначе направлялся, весь мой первоначальный план рассыпался на мелкие кусочки.
В итоге я сидел в служебной машине местного шерифа, будучи на волосок от обвинения в убийстве. Когда я открыл глаза, испытывая явное отвращение к последним фрагментам своей биографии, шериф как раз выходил на крыльцо. На его ноге уже не было гипса, лишь легкая шина, но он опирался на костыли, рядом же семенила медсестра, делая вид, будто помогает ему идти. Если бы она действительно это делала, Хольгер наверняка грохнулся бы на землю, безнадежно запутавшись в костылях и ее руках. Я мигнул фарами в знак того, что вижу его, включил двигатель и подъехал к крыльцу. Шериф бросил костыли в заднюю часть машины, едва не угодив мне концом одного из них по голове, вскочил на подножку и довольно ловко разместился на сиденье.
— Спасибо, сестра, — улыбнулся он. — До свидания. — Шериф властным жестом показал мне, что можно ехать, но тут же сообразил, что рядом с ним сидит не полицейский водитель, и извинился.
— Я еще весь трясусь, — сказал он. — Когда я увидел циркульную пилу, которой режут гипс… — Он содрогнулся. — Возвращаемся в участок. — Он вытер лицо платком и пригладил усы. — Ну и сволочь, — бросил он. Я молчал, занятый управлением машиной. — Бедная Вэл, — добавил шериф. — Личная жизнь не сложилась, карьера тоже как-то… не удалась. Не поймешь, нужна ли она вообще была кому-либо и где-либо… — Он вздохнул, а затем сменил тему: — Ты много расследовал убийств?
Я покачал головой:
— Ты же сам знаешь, полиция всегда пытается придержать их для себя, хотя вовсе не любит подобных дел, да и ничем в них не лучше. Просто вбили себе в голову, что убийство — это дело государства, а не гражданина. В итоге меня привлекали к расследованию четырех смертей, два дела я раскрыл, два нет, причем одно остается на совести полиции, которая сделала всё, чтобы мне помешать. Второе же превосходило мои возможности — нужно было провести целую кучу дорогих анализов, а у меня не было такой возможности, я не мог даже собрать материал для исследований. — Некоторое время мы ехали молча. — Честно говоря, именно это последнее дело и было настоящим убийством, остальные — дорожно-транспортные происшествия и несчастный случай с оружием. Речь шла лишь о том, чтобы найти свидетелей. Тривиально и скучно.
Неожиданно стеклоочистители скрежетнули по сухому стеклу: с момента моего приезда в Редлиф дождь в первый раз прекратился, вернее, во второй, но в первый раз я сидел в камере. Я открыл окно и попробовал вдохнуть. Честно говоря, воздух ничем не отличался от того, что был прежде, — всё такой же влажный, холодный и чистый, без запаха выхлопных газов и жира из фритюрниц.
— Так что будем делать? — спросил Хольгер. Вопрос его мне не слишком понравился. Похоже, он сам понял, что передает инициативу в мои руки. Чувствуя, что любой мой ответ будет интерпретирован не в мою пользу, я молчал.
— Играешь сегодня, или у тебя другие планы?
Он меня удивил. Если даже он таким неуклюжим способом пытался уйти от неудачного вопроса, в любом случае нужно было быть достаточно хладнокровным для того, чтобы после информации о пенисе в горле жертвы размышлять о предстоящем матче любительской лиги или делать вид, будто он думает сейчас именно об этом.
— Проверю только, есть ли у меня обувь, — ответил я.
— Ладно, приеду за тобой в четыре. Потом мы обычно анализируем причины поражения в баре недалеко от зала.
Я пробормотал что-то насчет того, что сегодня будет по-другому, Хольгер — что он на это надеется, но мы играем с южной, самой лучшей командой, и так мы доехали до участка. Хольгер словно еще чего-то ждал, но я не собирался давать ему каких-либо советов.
— Когда я получу разрешение? — спросил я.
— Когда? — удивился он. — Привезу тебе на игру. По крайней мере, — он потянулся за костылями и, слегка улыбнувшись, дернул за ручку, — у меня будет гарантия, что ты придешь.
— А я проверю в своем кратком словаре латинских изречений, как будет на этом языке «вымогательство».
Я протянул руку к ключу, и в то же мгновение «рейнджер» и всю стоянку захлестнула новая волна дождя. Я выключил двигатель и уставился на стекло, молниеносно покрывавшееся блестящими каплями.
— Похоже, мне не суждено увидеть Редлиф сухим, — вздохнул я. — Ну, до встречи в четыре.
Я снова вошел в дом, и мне снова понравилось, как он меня встретил, — все датчики докладывали, что всё в порядке. Недоставало лишь виляющего хвостом лабрадора или ретривера и трущегося о ноги кота. Поскольку мне не нужно было открывать банки с едой для зверей, я открыл для себя спаржу и баклажаны, фаршированные мелко нарубленной и чертовски острой телятиной, добавив к этому достаточно безвкусное картофельное пюре и целую банку ананасового компота. Люблю такую вот простую домашнюю еду.
За чашкой чая, почти физически подавив мысль о крепкой сигарете с помощью очередного пластика жевательной резинки, я погрузился в размышления о деле Валери Полмант, но, когда я допил последний глоток, выводы или даже какие-либо более или менее содержательные мысли были от меня столь же далеки, как полчаса назад, час назад или несколько часов назад.
Я прошелся перед плоским экраном монитора, на котором в виде заставки соединялись друг с другом величайшие творения мировой живописи: «Мона Лиза» держала в руке букет медленно покачивающихся «Подсолнухов». Всё это выглядело так, будто компьютер спал, а экран заполняли его сны. Никто мне не звонил, никто мне ничего не передавал…
Может, это и хорошо? В четверть четвертого я привел в действие всю свою свору домашних церберов, а сам поехал — под дождем, естественно, — за туфлями в торговый центр и за десять минут до назначенного срока вошел в спортивный комплекс. Коридор явно был плодом повышенного самомнения архитектора: он располагался таким образом, что каждому приходилось пройти почти перед всеми объектами, сегодня пустыми, — кортами для сквоша и тенниса, бассейном, полутора десятками тренировочных залов, устланных матами и татами. Лишь в одном из них разминалась худая анемичная гимнастка, в другом какой-то парень в легком виртуальном шлеме упражнялся в борьбе с видимым только ему противником. Я некоторое время понаблюдал за ним, а затем пошел дальше, в сторону раздевалки при баскетбольном зале. Я предполагал, что темой дня сегодня будет убийство, но, когда я вошел, она, похоже, уже была практически исчерпана: кто-то покачал головой, кто-то вздохнул, а потом все занялись обсуждением тактики предстоящего матча. Не замеченный никем, я скромно стоял у дверей; наконец Хольгер увидел меня, обрадованно схватил за плечо и стукнул кулаком по шкафчику, объявив:
— Прошу минуту внимания! Это Скотт Хэмисдейл, наш новый и единственный частный детектив. Он снял дом в переулке Сола О'Броджа, а значит, в нашем районе. Он утверждает, что играет в баскетбол, и я вынужден ему верить. У меня нет выбора. Точно могу сказать, что он быстро ездит, а это уже о чем-то говорит. Итак… — Он отпустил мое плечо, чтобы тут же схватиться за другое: — Это Тим Эйхем, тренер по волейболу из нашего лицея, опора и капитан команды. Это Ангус Таттл, владелец бензоколонки, Эрик Фирстайн, страховая компания, Камерон Паккер, совладелец самого большого здешнего подъемника. Это Рэндолл Бергер…
Я обменялся рукопожатиями со всеми. Тим Эйхем придвинулся ко мне ближе.
— Как ты сам себя оцениваешь? — спросил он.
— Думаю, что могу пригодиться команде, Правда, давно не бросал мяч, но…
Он несколько раз кивнул с таким видом, словно у него уже было для меня задание.
— Вести мяч умеешь?