Начались многочисленные аресты и казни. В ходе проскрипций часто играли роль не политические воззрения, а просто месть, конкуренция и т. д. Трепетали все. Некий Руф, имевший прекрасный дом, понравившийся Фульвии, жене Марка Антония, и отказывавшийся ранее его продать, поспешил подарить его ей, но все равно не смог спастись и был подвергнут проскрипции, а его голову, присланную ей Марком Антонием, Фульвия выставила перед тем самым домом. Никто не знал, станет ли он жертвой проскрипций, а после того, как человека заносили в список, любой мог убить его и, предъявив его голову, получить награду. Некоторые из приговоренных пытались защищаться, некоторые бежать, а многие кончали жизнь самоубийством или просто ждали своей участи. Доносчикам также назначались награды. Доносчик свободного происхождения получал за каждого выданного премию в 25 тысяч денариев, а раб — 10 тысяч денариев (около 4 кг серебра; денарий в то время был серебряной монетой весом около 4 граммов), свободу и гражданские права. Дети и жены получали часть проданных с аукционов конфискованных по их доносу имуществ родителей или мужей, и было много случаев проявления самой низкой подлости, однако некоторые из римлян продемонстрировали невероятную отвагу и самопожертвование, чтобы спасти своих близких. Рим такого еще не знал. Казнено было около 300 лиц из сословия сенаторов и около 2000 человек из сословия всадников, погибли и некоторые из простых граждан.
Попал в проскрипционные списки и Цицерон. Он успел бежать из Рима, но 7 декабря 43 года уже неподалеку от морского побережья был схвачен и обезглавлен. Его голова и руки были доставлены Марку Антонию и выставлены на ораторской трибуне «к ужасу римлян, которым казалось, будто они видят не облик Цицерона, но образ души Антония». Через двенадцать лет младший сын Цицерона, перешедший к этому времени на сторону Октавиана, доставит в Рим и положит перед сенаторами на ту самую трибуну, где ранее стояла голова его отца, письмо Октавиана, сообщающее о разгроме флота Марка Антония у мыса Акциум. Но это будет потом, а в декабре 43 года до нашей эры Марк Антоний ликовал при виде головы поверженного Цицерона и еще некоторое время держал эту голову на своем обеденном столе. Такая жестокость многих оттолкнула от него, но никто уже не пытался возражать.
Надо сказать, что несмотря на то, что Цицерон в последние годы жизни допустил немало просчетов, эти просчеты забылись, а в памяти римлян остались заслуги Цицерона перед Римом. Как писал о Цицероне через семьдесят лет Веллей Патеркул, ставя в вину Марку Антонию его убийство: «…он вечно живет и будет жить вечно в памяти всех веков, пока пребудет нетронутым мироздание, возникшее то ли случайно, то ли по провидению, то ли каким-то иным путем; мироздание, которое он, чуть не единственный из всех римлян, объял умом, охватил гением, осветил красноречием».
Понимая, какой авторитет у многих римлян имел Цицерон, Октавиан умело дистанцировался от убийства Цицерона, и по Риму ходили слухи, что он вначале даже возражал против этого и согласился внести Цицерона в проскрипционные списки лишь по требованию Марка Антония. Плутарх пишет, что когда через много лет Октавиан пришел к одному из своих внуков и увидел, как тот в испуге пытается спрятать под тогой сочинение Цицерона, то вместо того, чтобы ругать внука, взял свиток в руки, прочел и сказал: «Ученый был человек, что правда, то правда, и любил отечество».
Хотя репрессиям подверглась в основном лишь римская знать, в целом проскрипции произвели тягостное впечатление на всех. В это время умерла и была торжественно похоронена за государственный счет (что считалось большой честью) мать Октавиана — Атия. Удручало ли ее поведение сына или нет и пыталась ли она заступаться за кого-либо из проскрибированных, неизвестно.
Имущество проскрибированных было выставлено на торги, но, как пишет Аппиан, «немногие, однако, покупали их имения, стыдясь пользоваться чужим несчастьем и полагая, что не на радость им будет достояние погибших, что небезопасно вообще быть замеченным с золотом или серебром». Триумвиры, рассчитывавшие за счет проскрипций получить достаточно денег для войны против Брута и Кассия, вынуждены были срочно пойти на дополнительные поборы. Был составлен список 1400 самых богатых женщин, каждая из которых должна была внести в казну определенную часть имущества. Женщины тут же бросились просить о заступничестве родственниц триумвиров и даже осмелились протестовать на народном собрании, после чего триумвиры вынуждены были снизить число тех, кто должен был расстаться с частью имущества, с 1400 до 400 человек.
Средств недоставало, и триумвиры приказали всем, кто имел состояние более 100 тысяч сестерциев, в том числе иностранцам и даже жрецам, отдать одну пятидесятую часть имущества взаймы и внести на военные нужды свой годовой доход.
15. ОБОЖЕСТВЛЕНИЕ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ. ТРИУМВИРЫ И РЕСПУБЛИКАНЦЫ ГОТОВЯТСЯ К НОВОЙ СХВАТКЕ. СЕКСТ ПОМПЕЙ ЗАХВАТЫВАЕТ СИЦИЛИЮ. ВОЙНА В МАКЕДОНИИ МЕЖДУ МАРКОМ БРУТОМ И ГАЕМ АНТОНИЕМ. ПЛЕНЕНИЕ И ГИБЕЛЬ ГАЯ АНТОНИЯ. ВОЙНА В АФРИКЕ, ГИБЕЛЬ КОРНИФИЦИЯ
Для того чтобы придать всему совершаемому видимость справедливого возмездия, лучше всего подходило возвеличивание имени Юлия Цезаря. Сразу после вступления своих войск в Рим Октавиан освятил место на Форуме, где ранее была совершена кремация тела Цезаря. 1 января 42 года до нашей эры триумвиры, а по их распоряжению и все остальные граждане Рима принесли клятву сохранять в неприкосновенности все сделанное Цезарем. Пиком кампании по возвеличиванию имени Юлия Цезаря стало принятие в том же году закона о его обожествлении. Все это было очень почетно для Октавиана, но тогда, учитывая страх и озлобленность большинства населения, мало что давало для реального укрепления его власти.
В этих условиях опорой триумвиров были только войска. Солдатам угождали, а те, чувствуя безнаказанность, нередко вели себя как разбойники. Справедливости ради следует признать, что и противники триумвиров поступали немногим лучше. Республиканцы также готовились к войне и на подвластной территории также проводили конфискации, а на деньги от этого и от поступающих налогов вербовали солдат.
В то время как происходили вышеописанные события в Италии и Галлии, в других римских владениях также шла отчаянная борьба.
Секст Помпей, узнав об учреждении триумвирата и о проскрипциях, в списки которых попал и он сам, отплыл из Массилии (Марселя), где он тогда находился, в Сицилию. В распоряжении Помпея находилась значительная часть римского флота, переданного ранее под его командование решением сената, и он справедливо полагал, что, укрепившись на Сицилии, он сможет вести войну против цезарианцев более успешно, чем на суше, где те имели явный перевес сил.
По прибытии на Сицилию Помпей осадил в Мессене (современная Мессина) пропретора Вифиника, не уступавшего ему остров, а вскоре бежавшие из Рима от проскрипций представители знати сумели убедить Вифиника сдаться. Помпей охотно принимал к себе проскрибиро-ванных. Его корабли курсировали у побережья Италии, принимая тех, кто пытался спастись. В Сицилии же Помпей сам выходил навстречу прибывшим, размещая их, снабжая всем необходимым и назначая на должности в своей армии и флоте. Однако Секст Помпей отнюдь не был добряком и порой действовал не менее коварно, чем его противники, — так пропретора Вифиника, как человека опасного, несмотря на то, что тот сдался и получил гарантию своей неприкосновенности, Помпей приказал убить, а чтобы «не нарушать слова», поручил это рабам, которых приказал затем казнить как совершивших преступление.
В Македонии с началом Мутинской войны разгорелась война между пропретором Гаем Антонием, средним братом Марка Антония, пытавшимся удержать эту провинцию, и Марком Брутом, назначенным туда ранее решением сената и теперь отказавшимся признавать и новое перераспределение провинций, и тем более легитимность триумвирата. Так как основная часть войск Марка Антония осаждала Мутину, у Гая Антония остался лишь один легион и несколько вспомогательных частей. Гай Антоний потерпел поражение от превосходивших его сил Марка Брута, но сумел отойти и даже пытался устроить ему засаду. Марк Брут, к которому тогда постоянно поступало подкрепление, избежал опасности, а затем, пользуясь значительным численным перевесом, сумел дважды окружить Гая Антония в горных теснинах, но не разгромил его, а дал выйти из окружения и приветствовал. Это вызвало в войсках восхищение, на что и рассчитывал Брут, — солдаты Гая Антония стали переходить на сторону Брута. Немалую роль тут сыграло и то обстоятельство, что у Брута в Македонии к тому времени было уже не менее пяти легионов и все понимали, что один легион в сражении с ними был бы неминуемо разбит. В конце концов Гай Антоний с остатками своих войск был вынужден сдаться на милость Марка Брута. У Гая Антония были основания надеяться на пощаду, ведь еще недавно его отношения с Брутом были почти дружескими и он, Гай Антоний, как уже говорилось выше, даже устраивал в Риме игры в честь Марка Брута и Гая Кассия. Но гражданская война диктовала свои беспощадные правила. Сначала Брут действительно относился к Гаю Антонию уважительно, но потом, по мнению одних историков, уличил его в попытках взбунтовать войска и казнил, а по мнению других, он казнил Гая Антония в отместку за казнь Цицерона.