Какое-то время Конан разглядывал в окошко уплывающие назад окрестности, а потом подозвал Стекса — благо тот ехал рядом с каретой и попросил его узнать причину такой медлительности движения.
Обрадованный Стеке, которого и самого все это изрядно раздражало, ускакал вперед, но очень быстро вернулся, крайне раздосадованный.
Стражники утверждали, что увеличить скорость передвижения никак невозможно, у них личный приказ начальника асгалунской стражи — ехать медленной рысью, для пущей сохранности в полном здравии особы великого короля аквилонского.
Конан с досады выругался и помянул Зандру. Двадцать зим назад он послал бы всех куда подальше, вытряхнул бы возничего прямо в дорожную пыль и, заняв его место, показал бы этим длиннобородым кольчужникам настоящую скачку.
Нет уж!
Не будем лишний раз подтверждать свою и без того достаточно варварскую репутацию.
Конан поудобнее устроился в мягких подушках, закрыл глаза. И не заметил, как задремал. Что было вовсе не мудрено — всю ночь они пьянствовали с офицерами Малого форта, среди которых у Конана неожиданно обнаружился старинный друг, знакомый еще по славным шадизарским временам.
А не выпить за подобную встречу было бы крайне нехорошей приметой. А зачем нам дурные предзнаменования в самом начале пути? Вот они и выпили. А потом добавили — уже за будущие встречи. И еще. А потом пели песни. А уже совсем потом кто-то из молодых офицеров затеял состязание на мечах — тут уж и Конан не утерпел.
Короче, погуляли хорошо. До сих пор в голове гудит и плечи ноют! Как после такого не заснуть на непривычно мягких подушках под мерное поскрипывание деревянных колес?..
И вот там-то, на самой грани яви и сна, и посетила его впервые эта странная мысль.
«За кого они меня принимают?..»
Утомленный бессонной ночью и укачанный мерным неторопливым движением, он не видел, как в неплотно затянутое шторкой окошко королевской повозки заглянул один из шемитов, присланных в качестве эскорта. Стражник довольно долго ехал рядом с каретой, посматривая на спящего короля.
Шемита окликнул кто-то из сородичей. Тот вздрогнул и бросил вороватый взгляд внутрь кареты, словно опасаясь быть застигнутым за не слишком достойным поведением. Но король не проснулся. Стражник улыбнулся в бороду и успокоенно отъехал к своим.
Он увидел все, что хотел.
— Да за кого они меня принимают?!
Пришедшую вчера в полусне мысль Конан высказал вслух уже к вечеру следующего дня, увидев паланкин. Хоть он буркнул это и негромко, но все же стоявший рядом Квентий услышал, сделал большие глаза и усмехнулся.
Понимать своего командира малой стражи Конан давно уже научился без лишних слов. Вот и сейчас было ясно, что Квентий советует во всем подчиняться местным обычаям — негоже гостям устанавливать свой порядок в доме хозяев.
Паланкин Конану подали для того, чтобы облегчить преодоление последней пары сотен шагов от кареты до дворцовой залы. Конан совсем было уже собирался вспылить и как следует отдубасить носильщиков, но иод осуждающим взглядом начальника малой стражи делать этого не стал.
«Ты не дома, — говорил ему этот взгляд, — здесь свои правила. И, если Зиллах желает оказать своему гостю подобную честь — верхом неблагодарности будет от нее отказаться».
Конан буркнул что-то неразборчивое, зло сощурил глаза и полез в паланкин.
Его настроение еще больше ухудшилось, когда несколько позже он обратил внимание на то, что из всех присутствующих коронованных особ подобного рода честь оказана была лишь ему одному.
Он начал догадываться.
А во время последовавшей полуденной трапезы догадка его получила весьма неприятное подтверждение…
— Он стар. Шестьдесят четыре зимы — возраст более чем почтенный.
Два человека стояли на верхней галерее пиршественного зала, глядя вниз.
Во время пиров на этой галерее располагались лучники или музыканты — в зависимости от того, с кем именно пировали хозяева замка, и в чьих услугах они на данный момент нуждались больше.
Один из наблюдателей, тот, что постройнее и помоложе, был в чешуйчатых доспехах стражника.
Второй, более крупный и представительный в ханди — шемском повседневном платье. На голове его красовался кидарис — войлочный колпак, украшенный золотыми пластинками. Оба они смотрели вниз, на освещенный неверным пляшущим светом факелов пиршественный стол и сидящих за ним людей. Вернее — на одного человека.
Этот человек действительно стоил, чтобы на него посмотреть. Он был огромен. Отсюда, сверху, казалось, что он, как минимум, раза в два шире любого другого из сидящих в зале людей. И на голову выше.
— Он выглядит достаточно крепким для своих… преклонных лет, — с долей сомнения в голосе возразил собеседнику человек в ханди. — Не ошибись, Айзах, выдавая желаемое за действительное. Все-таки перед нами живая легенда Закатных стран.
— Он стар! — повторил раздраженно стражник. — Да, когда-то этот человек был легендой… Но сейчас его не стоит принимать всерьез.
— Он сумел захватить и удержать трон великой державы — а ты говоришь, что его не стоит принимать всерьез?
— Он стар и слаб. Даже легенды ветшают. Вчера эта развалина проспала весь день в карете, я это видел собственными глазами! Он старик, Закарис. Просто старик.
Тот, кого назвали Закарисом, все еще сомневаясь, качнул головой в колпаке:
— Посмотри внимательней. Киммериец отнюдь не выглядит стариком.
— Взгляни получше, Закарис! Он сед! Не носит меча! Да что там меч — сам по лестнице подняться не может! Ему выделили четырех носильщиков — и это внутри дворца! Пусть варвар и не выглядит стариком, но это оболочка, внутри же — высохший прах!
Закарис в глубокой задумчивости смотрел на дремлющего за столом человека. Складка между бровями стала глубже — Айзах, конечно, молод и горяч, но Бел — свидетель, — доводы стражника убедительны.
Лицо человека в ханди осталось неподвижным — лишь дрогнул левый уголок рта.
— А ведь это, пожалуй, все меняет. Старцы — они как дети. Их даже не надо умерщвлять… только следует поторопиться, пока нас не опередил этот молодой царек из Шушана, Имперского города, который вечно оспаривал у Асгалуна право первенства….
Закарис поискал глазами молодого соперника из второй — теперь уже навсегда второй! — столицы Шема. Нашел — в неприятной близости от неподвижно застывшего старика. Их разделяло всего трое гостей.
Оставалось надеяться, что три сидящих рядом человека на царском пиру — это все-таки достаточная преграда, и Селиг не окажется настолько безрассудным, чтобы попытаться в первый же вечер охмурить беспомощную жертву…
— Посмотри на него, — сказал Селиг, молодой владыка полиса Шушан, второй — пока еще второй! — столицы Шема, своему соседу и соотечественнику Рахаму. — И это — знаменитый Конан-киммериец, великий герой-варвар, победитель чудовищ и убийца демонов?! Эта старая развалина?! Да Иштар уже забрала у него все силы, которыми он когда-то был наделен…
Молодой правитель обгрыз хорошо прожаренную ножку, бросил кость вертящимся под столом псам. Засмеялся недобро.
— А я-то, глупец, строил хитроумные планы, все придумывал как бы нам половчее перетащить его на свою сторону. А все оказалось так просто… Великий варвар и непревзойденный воин на деле оказался пустышкой. Он ведь приехал с дочерями… С дочерями, понимаешь, Рахам, что это значит?! Киммериец больше не та живая легенда и беспощадная неприступность, о которой нам всем твердили! Конан постарел и стал уязвим. А если воин уязвим — то заранее обречен на поражение!